Для Урпрокса время шло быстро. Сомнения, охватившие его с такой силой в ту первую ночь, исчезли, сменившись внезапным душевным подъемом, который он испытал, готовясь к необычной плавке. Никто из кузнецов в Четырех Землях никогда не имел дела с магией — во всяком случае, об этом не было известно, — и такая перспектива не могла не взволновать. Урпрокс знал то, о чем говорил Кинсон Равенлок: он лучший в своем деле, и в искусстве превращения металла в клинки ему нет равных. Теперь ему предлагалось пойти еще дальше, создать оружие, которое станет лучшим из лучших, и у Урпрокса было достаточно гордости мастерового человека, чтобы понимать, какое великое доверие оказано его таланту. Он до сих пор не был уверен, сгодится ли клинок для той цели, ради которой его заказывал Бреман, сможет ли он каким-либо образом воспрепятствовать вторжению, сможет ли хоть как-то защитить от Чародея-Владыки. Эти вопросы он оставил другим.

Он увлекся подготовкой и только через два дня вспомнил, что об оплате до сих пор не упоминалось, однако в следующее же мгновение понял, насколько это не важно. В данном случае речь шла не о деньгах.

За два года, прошедших с того дня, как он закрыл кузницу, Урпрокс не утратил былого мастерства и теперь с удовольствием обнаружил, что до сих пор точно помнит, как и что делать. Уверенно и решительно он принялся за работу: развел огонь в топке, измерил жар, проведя небольшие пробные плавки, подбирая металлы различной консистенции и твердости. Прибыли дополнительные материалы и топливо, которые он заказывал. Друид, житель приграничья и девушка зашли узнать, как идут дела, и снова исчезли. Кузнец не знал, куда они уходили, не знал, насколько внимательно следят за ним. Они говорили с ним лишь изредка, и обычно разговоры вел старик. Вначале у Урпрокса возникали сомнения: не зря ли он согласился участвовать в этой работе, правдива ли рассказанная стариком история о грозящем уничтожении народов. Теперь же он и думать об этом забыл. Его неудержимо несло вперед, и никто не смог бы его остановить. Урпрокса волновала только работа. Он даже сам удивился, насколько соскучился по ней. Едкий запах угля, пожираемого пламенем, скрежет руды, подаваемой в тигель, сухой жар огня на коже, столб дыма и пепла, поднимающийся из печной трубы, — все старые друзья собрались поприветствовать его возвращение. Страшно подумать, с какой легкостью он нарушил свой обет не возвращаться к этому ремеслу.

На третий день поздно вечером трое чужестранцев пришли к нему в последний раз: друид Бреман, житель приграничья Кинсон Равенлок и девушка, имени которой он так и не узнал. Все было готово к началу плавки, и они, словно зная об этом, хотя кузнец им ничего не говорил, явились после захода солнца и поздоровались с ним так, что ему стало ясно: эти трое пришли, чтобы своими глазами увидеть, как он выполнит обещание. Необходимые металлы были выложены, формы стояли раскрытыми, готовыми к наполнению. Формулу Урпрокс помнил наизусть. Все было готово.

Какое-то время они сидели рядом с кузницей, дожидаясь, пока город угомонится и люди отправятся спать. Постепенно их обволакивал жар. Спускалась ночь. Они почти не разговаривали, прислушиваясь к звукам и думая каждый о своем. Людской поток волновался и пенился, подобно волнам, плещущим о скалы далекого и всегда невидимого берега. Настала полночь, и толпы, дрейфовавшие по улицам вокруг пивных и притонов, начали редеть.

Старик поднялся, взял Урпрокса за руку и задержал ее в своей.

— Сегодня ночью ты должен сделать свое самое лучшее изделие, — твердо сказал он. — Должен, если все будет в порядке.

Кузнец кивнул. Он стоял раздетый до пояса, и его мускулы блестели от пота.

— Я сделаю все, что нужно. Не подведи и ты.

Бреман улыбнулся такому ответу. В отблесках пламени, просачивавшегося из щелей в дверце топки, морщины на его древнем лице стали еще резче.

— Ты совсем не боишься, верно?

— Бояться? Чего? Огня и металла? Бояться ковать еще один меч после тысяч, даже если в этом будет замешана магия? — Урпрокс Скрел отрицательно покачал головой. — Да я скорее стану бояться воздуха, которым дышу. Меч, что мы собираемся сделать сегодня ночью, ничем не отличается от тех, что я делал всю свою жизнь. Еще один вариант, не более. Да и что со мной может случиться? Думаешь, я не справлюсь? Этого не произойдет.

— Магия всегда непредсказуема. Как бы ты ни был уверен в своем кузнечном искусстве, она может счесть его несовершенным.

Мгновение кузнец внимательно смотрел на старика, потом неторопливо рассмеялся:

— Ты сам в это не веришь. Ведь ты такой же ремесленник, как я, а значит, скорее умрешь, чем позволишь своему волшебному искусству подвести тебя.

В наступившей долгой тишине эти двое стояли лицом к лицу, овеваемые жаром из печи, в отблесках света, скакавшего по их морщинистым лицам.

— Проверяешь меня напоследок, — спокойно заметил кузнец. — Не волнуйся. Нет нужды. Я ко всему готов.

Но старик покачал головой:

— Я пытаюсь понять, что может с тобой произойти. Невозможно работать с магией и остаться незатронутым. После сегодняшней ночи твоя жизнь уже никогда не будет прежней. Ты должен это понять.

Урпрокс Скрел ответил старику медленной ироничной улыбкой:

— Будь что будет. Позволь мне сделать одно признание. Если не считать Мину и детей, меня тошнит от жизни. Я устал сам от себя, но не понимал этого, пока не явился ты. Теперь мне все стало ясно, и в данный момент я с радостью приму любые перемены.

На мгновение он почувствовал на себе испытующий взгляд друида, возникшую ему в ответ тяжесть где-то глубоко внутри и подумал, не слишком ли опрометчивы его слова.

Потом старик кивнул:

— Очень хорошо. Давай начнем.

О том, что произошло в ту ночь, еще долгие годы будут ходить рассказы, и эти истории, передаваясь из уст в уста, постепенно превратятся в легенды. Источники могут быть различны, но все они основываются на случайных взглядах, брошенных прохожими, которые останавливались взглянуть, что происходит в большой кузнице Урпрокса Скрела. Всю ночь двери стояли распахнутыми настежь, чтобы свежий воздух проникал внутрь и уносил духоту и жар, так что те, кому удалось подобраться достаточно близко, стали свидетелями видений, которые позже были объявлены бредом сумасшедших.

В ту ночь Урпрокс Скрел ковал меч, однако способ его изготовления навсегда останется предметом споров.

По поводу тех, кто принимал участие в работе, разногласий не возникало. Подобно призракам мелькали они в дымном, наполненном пеплом воздухе, пригнувшись от жары и яркого сияния печи, то вдруг выпрямляясь, чтобы выполнить очередную операцию, необходимую в процессе отливки, то снова сгибаясь. Там был кузнец, признанный мастер своего дела, человек, который забросил свою работу на целых два года, а потом в одну ночь, не говоря никому ни слова, вернулся к ней. Там был старик, закутанный в черное одеяние, казавшийся то почти эфемерным, то подобным каменному изваянию. А еще там были выходец из приграничных земель и молодая женщина. Каждому отводилась своя роль. Кузнец и старик плечом к плечу работали над мечом. Мужчина помоложе помогал им, исполняя указания принести то, унести это, благо ростом и силой природа его не обделила. Девушка стояла у двери и следила за тем, чтобы никто не пытался проникнуть внутрь и не любопытствовал слишком долго. Как ни странно, именно она произвела на всех особенно сильное впечатление. Одни рассказывали, будто она меняла свой облик, чтобы отпугнуть чересчур любопытных, и превращалась то в невиданного зверя, то в болотную кошку. Другие утверждали, что она плясала обнаженной перед большой печью, и этот ритуал каким-то образом помогал при закалке. По словам некоторых, стоило ей посмотреть на человека, как тот терял рассудок. И все соглашались в одном: она была совсем не тем, чем казалась.