(Я. Слащев)

То есть беспокойный капитан требовал подчинить себе войска на направлении главной атаки красных. Это и в самом деле тот случай, когда глупость и амбиции хуже предательства… Рано утром 11 марта, то есть в разгар боев, Орлов со своим отрядом самовольно пошел к Симферополю. Такое спускать было уже никак нельзя.

В 13 часов Слащев отдал приказ: «Разбитый у Юшуня противник отходит в беспорядке к Перекопу. Орлов изменил и двинулся на Симферополь. Полковнику Морозову с Донской кав. бригадой, арт. дивизионом преследовать красных до района Чаплинки, полковнику Выграну со сводным полком 9-й кав. дивизии и 9-м арт. дивизионом преследовать Орлова на Симферополь. Капитану Мезерницкому с конвоем погрузиться в Богемке и следовать по железной дороге через Джанкой на Сарабуз с задачей перехватить отряд Орлова. Остальным частям расположиться по квартирам в районе Богемка — Воинка — Юшунь по указанию генерала Стокасимова. Я еду с конвоем».

В итоге Орлов и его ближайшие соратники были арестованы и приговорены к смертной казни. Не избежали этого и его высокопоставленные друзья, к примеру комендант Ялты генерал Зуев. Все это Слащев проделал своим волевым решением, не дожидаясь утверждения приговора генералом Деникиным. Что вызвало страшный скандал.

Вот тут стоит остановиться на очень интересном вопросе. Как известно, генерал Слащев получил кличку «вешатель». Именно в этом ключе его вывел Булгаков в пьесе «Бег» под именем Хлудова. Но только не все так просто.

Конечно, генерал в методах не особо стеснялся — как и большинство фигурантов Гражданской войны. Но он ничем не выделяется по этой части среди других белых военачальников Юга России, а по сравнению, скажем, со своим бывшим командиром, генералом Шкуро, и вовсе выглядит сущим гуманистом. Не говоря уже о таких фигурах, как начальник врангелевской контрразведки генерал Секретев. Так почему же именно к Слащеву прилипло такое прозвище?

Тут сыграло роль многое, в том числе — и история с Орловым. Он ведь не мужиков каких-нибудь казнил, а социально близких! Повесить пару сотен бунтующих крестьян — дело житейское. А вот шлепнуть несколько бузотеров из своих… Вот зверь-то!

Слащев никогда не скрывал, что в случае с Орловым намеренно продемонстрировал жестокость — чтобы все всё поняли. Но так как у Якова Александровича было множество недоброжелателей, а у таких людей, как казненные генерал Зуев и полковник Протопопов, имелось много друзей, то уж они постарались…

Имелась и еще одна причина. Слащев свои казни всегда предавал гласности, сообщая в газетах, кого и за что. Это было нехарактерно для белых. Они продолжали играть в демократию — а потому все расправы проводили так, чтобы никто не видел. В этом, кстати, сходство Слащева с большевиками, которые тоже печатали в газетах списки расстрелянных. В отличие от белых, которые аналогичные действия предпочитали не рекламировать.

Тем временем в Крымской эпопее наступал новый поворот…

В конце марта, после новороссийской эвакуации, в Крым стали прибывать суда с армейскими частями и беженцами.

«Состояние войск, прибывших в Крым из Новороссии, было поистине ужасно: это была не армия, а банда. Орудия и обозы были брошены. Ружья и часть пулеметов сохранил еще Добровольческий корпус, в который была сведена Добровольческая армия, под командой Кутепова. Донцы и кубанцы в большинстве и этого не имели».

(Я. Слащев)

О моральном состоянии и дисциплине и говорить не приходилось. Первое, что сделали солдаты (да и офицеры), оказавшись на берегу — это бросились грабить местных жителей. Заодно новоприбывшие начали стихийную расправу со всеми, кого подозревали в сочувствии к большевикам. (Напомню, что термин «большевик» трактовался белыми очень широко).

Это стоит запомнить тем, кто любит лить слезы по поводу красных крымских расстрелов в конце 1920 года.

В верхах тоже шло веселье. После новороссийской катастрофы всем было ясно, что Деникин командовать более не может. Он лишился какого бы то ни было авторитета, и люди просто не стали бы воевать под его началом. Да и сам Деникин был морально не в состоянии продолжать борьбу. Требовался новый лидер.

В белых верхах назывались три фамилии: генерал Слащев, начальник штаба ВСЮР генерал Романовский и генерал Врангель. Первый, хоть и являлся спасителем Крыма, но в сложной иерархии ВСЮР занимал слишком низкое место, а нарушения старшинства здесь очень не любили. Это вам не большевики. К тому же Слащев никогда не скрывал своего резко отрицательного отношения к опоре на иностранцев. Он достаточно проникся духом Гражданской войны и понимал, что таким образом победить невозможно. Но для остальных подобные мысли звучали жуткой ересью. Романовский, как и Деникин, был «запятнан» разгромом. Оставался Врангель…

С Деникиным барон находился в очень непростых отношениях. Я уже упоминал о его особом мнении по поводу наступления на Москву. Но по-настоящему конфликт разгорелся после разгрома белых под Орлом-Кромами. Врангель начинает откровенно «копать» под главнокомандующего. Он пишет Деникину докладные, которые, по сути, являются чем-то вроде военной публицистики. В них он критикует действия своего начальника — и, что интересно, об этих докладных знают все.

В ответ Деникин переформировал Кавказскую Добровольческую армию в корпус. Формально причиной было то, что после поражения численность армии не тянула и на дивизию, но в итоге Врангель оказался на ступеньку ниже в иерархии ВСЮР. 20 декабря 1919 года барон и вовсе был отстранен от командования войсками, уволен в отставку и отправился в Константинополь. Правда, перед этим он разразился «открытым письмом Деникину» — в котором, в частности, говорилось:

«Боевое счастье улыбалось вам, росла слава и с ней вместе стали расти в сердце вашем честолюбивые мечты… Вы пишете, что подчиняетесь адмиралу Колчаку, "отдавая свою жизнь служению горячо любимой родине" и "ставя превыше всего ее счастье"… Не жизнь приносите вы в жертву родине, а только власть, и неужели подчинение другому лицу для блага родины есть жертва для честного сына ее… эту жертву не в силах был уже принести возвестивший ее, упоенный новыми успехами честолюбец… Войска адмирала Колчака, предательски оставленные нами, были разбиты…

Цепляясь за ускользавшую из ваших рук власть, вы успели уже стать на пагубный путь компромиссов и, уступая самостийникам, решили непреклонно бороться с вашими ближайшими помощниками, затеявшими, как вам казалось, государственный переворот».

Впоследствии сам Врангель признавал, что был несправедлив к Деникину, но дело свое письмо, размноженное во множестве копий, сделало. Кстати, барон активно переписывался с уже знакомым нам капитаном Орловым.

На самом-то деле трудно понять, кто был прав, кто виноват в этой грызне. Противостояние продолжалось и после окончания Гражданской войны — а потому эмигрантские мемуаристы и историки оценивали конфликт по-разному, в зависимости от того, принадлежали они к сторонникам РОВС или к «деникинцам».