Значит, пулеметы – на пулеметы?

Столыпин вызвал градоначальника для объяснения. В резкой форме высказал:

– Делами государство занимаюсь я, делами полиции – полковник, теперь уже генерал, Герасимов. Ваше дело – исполнять мои предписания… и законы российские. Извольте сдать пулеметы и распустить свои черносотенные дружины!

Так Лауниц, наравне с другими узколобыми, стал злейшим врагом Столыпина: многое он успел, да еще с помощью дворцового коменданта надуть в царские уши, пока сам не попал под бомбы на одном из торжеств вместе с генералом Герасимовым и задержавшимся на пару минут Столыпиным… Лауница смело бомбой. Герасимова лишь волной окатило. А Столыпину пришлось выслушать завернутый в шелка царский выговор:

– Весьма сожалею о смерти Лауница. Да и генералу Герасимову с вашего же плеча надетый мундир порядком подпачкали. Да и вам-то самому – каково? Все ссоры, все дележ власти, но ведь…

Николай II не договорил явно заготовленную тираду. Что-то его остановило.

А что могло остановить? Проснувшееся романовское упрямство. Даже ближайшие предвосхитители не всегда могли уследить за характером самодержца, в котором иногда бунтарской капелькой просыпалась кровь Петра Великого. И он закончил совсем не тем, что ему наговаривали:

– Вижу, устали вы, Петр Аркадьевич. Я еще в прошлом году советовал вам отдохнуть в балтийских шхерах. Извольте послушаться на этот раз. К нам с визитом вежливости прибывает королева Великобритании. Пока намечено в Ревель, на мой крейсер «Алмаз». Как же я буду говорить с королевой без своего премьера? В Англии правят страной премьер-министры, вроде бы и у нас…

Тираду подогрели взглядами домашние советчики, но опять сказалось петровское упрямство. Все-таки нельзя так наседать на российского самодержца!

Николай II благополучно ретировался. Духу не хватило все свои обиды высказать…

Оставшийся неизвестным зарубежный журналист заметил на этот счет:

«Новый порядок вещей во многом не соответствовал его идеалам, но государь сознательно остановился на нем в долгом и мучительном искании выхода из трагических противоречий русской жизни».

Собственно, другого выхода у него и не было.

Но иллюзии появились и у Столыпина, человека, казалось бы, до мозга костей земного. Он шел напролом, не замечая, как у правого и левого плеча идут пересуды. Сейчас спорили уже не столько социалисты, сколько люди своего же круга; промышленники, октябристы и особенно кадеты. Хотя сам Милюков начинал все больше понимать Столыпина. Чего стоят такие его слова:

«…К великому сожалению, у нас и у всей России есть враги слева… Те люди, которые разнуздали низкие инстинкты человеческой природы и дело политической борьбы превратили в дело разрушения, суть наши враги… И мы себе враги, если по каким бы то ни было соображениям захотим непременно, по выражению известной немецкой сказки, тащить осла на собственной спине».

Собственно, он поддерживал Столыпина, который на всю Россию бросил страстный призыв:

«Дайте государству двадцать лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России!»

В том-то и дело, что до покоя было далеко. Силой ли, разумом ли – революция была побеждена, но кто победит погрязшее в распрях царское окружение? Ведь перестраивалось не только сельское землеустройство – но и оборона; в воздухе уже попахивало военной грозой. Еще тучи были где-то за горизонтом, но отзвуки надвигавшейся грозы погромыхивали. Третья Дума делала то, что хотело правительство, – взгляды туда, за горизонт. А это – бюджет, который не хотели отдавать на растерзание великим и прочим князьям. Не нужды страны, не нужды! На одни только народные школы было отдано восемь миллионов рублей! На армию и флот – да, но отнюдь не на увеселения. С думской трибуны открыто звучали слова, «что некоторые высшие военные учреждения возглавляют лица, безответственные по своему положению». А это – великий князь Николай Николаевич, председатель Совета государственной обороны. Властолюбивый и глупейший! Он делал раньше все, что хотел, а сейчас какой-то Столыпин…

Страшно подумать, что говорилось в закулисье Царского Села…

– Где ныне трон? В Зимнем?.. В Царском Селе?.. Или на Елагином острове?!

К ужасу великого князя, Столыпин от сохи и земли перешел к автомобилям и самолетам. А ведь как забавно и невинно все начиналось…

Свалившийся как снег на голову новый министр внутренних дел горячо поддержал другого князя – Владимира Орлова, потомка екатерининских Орловых. Он уже был знаменит породой орловских рысаков, но вот вдруг начал устраивать гонки с автомобилями! Конечно, не из собственных конюшен. Французские марки – «Пежо». И самым горячим его поклонником стал Столыпин; тоже обзавелся автомобилем. Ну как было государю отставать от своего министра? Карету стал предпочитать дымному рысаку. Великому князю можно было бы и начхать на вечно чихающего конягу, да ведь престиж! Государь изволит прокатиться, а за рулем князь Федор Орлов, у которого денег несчитано. Клетчатое кепи, краги, кожаная куртка, очки, поставленные стеклами под углом друг к другу. Ничего не скажешь, забавный царедворец. Хоть весь царский двор на этих лошадок пересаживай! А премьер-министр забаву в целую сказку превращает. И председателю Совета государственной обороны советует:

– Представьте – полк! Не конногвардейцы, не кирасиры, не уланы. Автомобильный полк! Да с нынешними-то пулеметами, а?..

Оставалось отвечать:

– Нет, батенька, мы как-нибудь палашами отобьемся. Конь не чихает и заводится с пол-оборота, не как эта железяка…

Но Столыпин в карман за словом не лез:

– Иду на любое пари: десятка лет не пройдет, как такие автомобильные полки встанут под ваше начало.

– Ну уж нет! Как деды воевали, так и мы воевать будем. Слава богу, не французы. Вы еще в самолет меня усадите!

До самолета дело пока не дошло. А с царским шофером, князем Орловым, вдрызг разругались. Вместо прекрасных конюшен в Царском Селе появились безобразные гаражи… Какие там десять лет! Целый железный эскадрон под личной опекой министра внутренних дел. И уже вместе с Орловым судачат о том, как бы построить российский завод, где бы выращивали не рысаков, а вот такую чихающую кавалерию…

Собственно, распря началась с автомобилей, продолжалась теперь с самолетами, а чем закончится?

Естественно, на аэродром Столыпин ни государя, ни великого князя не пригласил. Хватило и одного генерала Герасимова. Тот еще советчик!

– Петр Аркадьевич, приказать я вам не могу, но все-таки прошу: откажитесь от полета.

– Но почему?

– Зачем надо рисковать?..

– Я обещал. Русским авиаторам нужна поддержка. Кто воспретит мне в этом?

– Увы, никто, Петр Аркадьевич…

Он чувствовал, что генерал что-то недоговаривает, но углубляться в суть спора не хотел. Раз обещал, так обещал.