Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кто вы такие, чтобы нас судить? Разве Аллах дал вам такое право? Как мне было жаль их! С каким сожалением я смотрела на них! Аллах, вразуми их, наставь на путь истинный, спаси от геенны огненной! Даже если бы кто-нибудь из них оскорбил меня или моих сестер, мы не промолвили бы ни слова в свою защиту, Аллах сам защитит нас. Мы не дали бы им возможности говорить о нас потом — вот они какие, эти женщины в хиджабах, им палец в рот не клади. Тем самым мы поставили бы под удар не себя, а нашу религию, нашего Всевышнего. Разве не терпению Он учит нас?
«Терпение — ключ от рая. Терпение — ключ от рая», — повторяла я про себя.
Я ехала, отвернувшись к окну. Мимо меня проносились дорогие машины. Проходили люди. Женщины в дорогих блестящих одеждах. И мне хотелось кричать им: «Опомнитесь! Остановитесь! Хоть на миг задумайтесь о будущей жизни!». Все мы живем для того, чтобы умереть! Земная жизнь — лишь миг.
Нет, я не хотела бы снова оказаться на месте этих людей. Я вспоминала о своей прежней жизни, и мне казалось, что все в ней было не со мной. Как будто за последние месяцы прежняя я умерла и на ее место пришла новая, совсем другая, не имеющая ничего общего с той. Я задавала себе вопрос — хочешь ли ты вернуться в ту, прошлую жизнь? И содрогалась от ужаса. Нет! Нет, не хочу! Что мне в ней искать? В ней ничего не осталось. Если бы кто-то назвал мне хотя бы одну причину! Хоть одну! Но нет, таких причин нет.
В мечети мне становится легче. Я сижу на толстом мягком ковре в окружении своих молящихся сестер. Закрываю глаза, мне тепло и светло. Мне кажется, я сижу на лугу, на мягкой траве, солнце светит на меня сверху — это Всевышний дарит мне свою любовь. Если в мечети человеку может быть так хорошо, то как ему будет в раю? Даже представить себе невозможно, как хорошо ему будет там. Счастье разливается по моему телу.
Почему я раньше не ходила в мечеть? Почему я раньше не пришла к Всевышнему? Почему тратила свое время впустую за чтением ненужных книг, хождением на рынок за красивой одеждой? Почему я не пришла сюда, когда мечеть была так близко? Когда каждый день до меня доносился чистый голос, поющий азан с минарета? Почему?
Так много вопросов теперь возникает в моей голове. Вопросов, на которые я раньше не искала ответов. Вопросов, которые совсем не интересовали меня. Теперь я хочу знать все. Я даже хочу знать, как пчела на лету находит мед. Она такая маленькая, у нее совсем нет ума. Как же она понимает, что надо искать цветок и собирать с него пыльцу? Значит, Аллах ее направляет. Сама бы она ни за что не смогла.
Слезы катятся по моему лицу — тихие радостные слезы. Аллах, Ты так всемогущ. С высоты семи небес Ты видишь даже самую маленькую пчелку. Я знаю, Ты позаботишься и обо мне. А я буду делать все, чтобы попасть в рай.
В мечети мы ждали появления девочки-крысы, но ее не показали. Вместо этого мулла вынес яйцо, на котором было написано по-арабски «Аллах». Но мы такие яйца уже много раз видели, они нас не могли удивить. Гюльнара расстроилась больше всех. Но Патимат сказала, что на все воля Аллаха. Если нам не дано увидеть эту девочку, мы не будем роптать. Главное — что мы все равно верим во Всевышнего и Его чудеса.
— Как мне хотелось увидеть эту девочку, — жаловалась потом за вечерним чаем Гюльнара. — Так интересно было посмотреть на ее усы и уши.
— Зачем тебе? — спросила Патимат.
— Как зачем? Чтобы убедиться в чудесах Всевышнего! — ответила Гюльнара.
— Запомни, сестра, — строго посмотрела на нее Патимат, — мы тем и отличаемся от неверных, что они ждут чудес от Всевышнего, чтобы убедиться в Его существовании. А мы и без чудес знаем, что Он есть — милостивый, всемогущий. Неверные сомневаются в существовании рая, а мы знаем, что он есть.
Гюльнара стыдливо опустила глаза.
Какая она — Патимат! Всегда находит правильные слова. Да-да, именно так и есть — мы не сомневаемся в существовании рая, мы не верим в него, мы знаем, что он есть. А как жить без этого знания? Без него жизнь еще здесь, на земле, превратилась бы для нас в ад, ведь тогда мы бы знали, что никогда не встретимся со своими любимыми. Но Аллах не так жесток, чтобы отнять их у нас навсегда. Он разлучил нас лишь на миг. Для того чтобы мы успели позаботиться о своей душе.
Ася заплакала, утирая глаза длинным рукавом платья. Я не знаю, о чем она думала в тот момент. Может быть, о своем муже-моджахеде. Но я не хочу думать о том, о чем думает она. Я не хочу плакать от горя. Я счастлива. Разве это не так? В последнее время мои глаза наполняют только слезы счастья. Альхамдуллилях.
— Сестра, ты почему плачешь? — спросила Патимат Асю, наклоняясь к ней и трогая ее за плечо.
— Моего мужа убили. У меня никогда не будет детей, — через слезы ответила Ася и посмотрела на меня с завистью.
— А ты знаешь, что в раю Аллах дает человеку все, что он ни пожелает? — сказала ей Патимат. — Если в раю женщина, здесь, на земле, обделенная детьми, пожелает иметь ребенка, Аллах в тот же миг даст ей его, и ей даже не придется носить его девять месяцев.
— Вчера в магазине я взяла такую маленькую штучку, которой одежду чистят, — сказала Гюльнара. — Положила в карман и забыла заплатить. Пришла домой, а у меня в кармане — штучка. Я почувствовала себя такой воровкой. Другой бы сказал — а, ничего, она пятьдесят рублей всего стоит. А я в тот же день ее назад в магазин отнесла, потому что я знала, что я ее украла.
— Так и должна поступать настоящая мусульманка, — кивнула Патимат, и Гюльнара обрадовалась.
— Деньги… — сказала Ася, и даже ее всегда потухшие глаза загорелись. — Потом родственники спрашивали меня, сколько денег оставил мне муж. Сколько ему заплатили его братья-моджахеды. А я еще пошутила, сказала — до сих пор две спортивные сумки с деньгами у меня под кроватью лежат!
— Деньги?! — повторила за ней Патимат. — Какая мать отправит сына умирать за деньги?! — закричала она, и ее ноздри раздулись. — Миллиарды бы давали, я бы не выбрала миллиарды!
Я почувствовала в груди боль. Прислонилась спиной к холодной стене, закрыла глаза, из-под век побежали горячие слезы. Перед глазами стояла сумка, которую сунул мне в руки Махач, перед тем как мне выйти из дома. Я гнала это видение прочь.
Я не хочу об этом думать и сейчас. Я и завтра не хочу думать об этом. Но видения из прошлого не оставляют меня. Вот я еду в машине, держа на коленях сумку. Она мне кажется тяжелой, но я не обращаю на это внимания. Потом я заглядываю в нее. Крик сдавливает мне горло. Я лежу на полу, подняв колени к подбородку, как ребенок, который еще не родился, и кричу, но из моего горла не выходит ни звука. Я задыхаюсь, мне не хватает кислорода. Я хочу вырваться из темного живота на свет. Я открываю рот, чтобы сделать вдох, но воздух не попадает в него. В сумке лежат золотые часы Махача, его зажигалка и деньги. Очень много денег. Я столько никогда не держала в руках. Сначала я не понимаю, зачем мне они. Но потом эти деньги очень мне пригодятся. То, что от них останется, я отдам Арифу-эфенди. Вот сейчас перед моими глазами прыгают строчки письма, которые Махач написал мне, пока я спала. Боль в груди растет, я хватают ртом воздух, я хочу кричать, пот катится по моей спине. Мне темно и холодно в этой вечной сырости. Наверное, так чувствуют себя те, кто не родился. Когда я наберусь сил, то прочту письмо Махача во второй раз.