Призрак кивнул, и растворился в воздухе.

Волоран по–прежнему неподвижный стоял в дверях. Сорок колдунов на одного дэйна. Что ж, немного неравная схватка.

— Каково это — остаться единственным? — один из нападавших — коренастый темноволосый, заросший по самые глаза бородой — сделал шаг вперед. — Страшно, наверное? Дэйны с других материков ничего не знают про Аринтму. Закончив здесь, мы пойдем дальше. Город за городом, деревня за деревней — все подчинятся колдунам. Боишься?

— Нет, — дэйн покачал головой. — Бояться надо тебе. Умрешь первым.

— Ты один! — мужчина развел руками. — Ты заточен в этом доме, который тебя не выпустит, пока есть опасность — мы. А в одиночку с нами не справиться. И что ты можешь сделать?

— Могу свистеть, — дэйн улыбнулся и, заложив пальцы в рот, пронзительно свистнул.

Колдуны замерли, а потом кто–то вскрикнул и в испуге бросился на землю… Дураки. Трусливые дураки. Он один, и все равно они его боятся. Дэйн с усмешкой смотрел как его противники испуганно озираются, втягивая головы в плечи. Не могут понять, что он задумал, и оттого заметно растеряли смелость.

— И что?! — спросил тем временем бородатый, оправившись от позорного, но короткого испуга. — Чем тебе это поможет?!

Вместо ответа дэйн поймал его взгляд. Колдун дернулся, руки его взметнулись вверх, судорожно стиснули горло, будто мужчина собирался сам себя задушить. Краска отхлынула от лица, глаза, переполнившиеся ужасом, потемнели, рот раскрылся в беззвучном крике. Палач магов холодно наблюдал за мучениями человека, не отрывая взгляда от синеющего лица. А через пару мгновений задыхающийся повалился на колени, царапая горло, и тогда дэйн прыгнул…

Он оттолкнулся ногами от скорчившегося на земле мужчины и взвился в воздух. Крылатая тень пала на Волорана с небес. Фадир подхватил всадника и гневно захрапел, почувствовав просыпающуюся силу дэйна.

Будто миллионы солнечных искр отразились от снега, вспыхнули, ослепляя растерянных колдунов. Исчез дэйн. Исчез фадир. Лишь выжигающее глаза сияние заполнило мир…

Они сопротивлялись так яростно, так ожесточенно, что воздух превратился в багровое дрожащее марево от бушующих в нем всплесков силы. Так на грани гибели сопротивляются дикие звери, так умирают те, кому нечего терять. Но дэйн не видел этого яростного противостояния. Проснувшийся Дар завладел его телом и рассудком. Волоран никогда не смог бы справиться с четырьмя десятками колдунов — дэйны могущественны, но не всесильны. Поэтому палач должен был умереть, однако…

Рядом находился Дом. Дом, хранящий в себе силу мага, скрепленный силой дэйна. Живой дом. Творение Волорана, его защита, его… друг. И сейчас острог щедро отдавал силу своему создателю.

Синяя паутина на смерзшихся стенах распадалась, мерцала, бледнела, таяла, рвалась… И проступали черные холодные камни. Безжизненные, мертвые. Кладка дрожала, грозя вот–вот осыпаться, стены протяжно и глухо стонали… Смерть Дома была не страшнее смерти колдунов, погибавших в потоке яростной очищающей силы, белого света, выжигающего скверну изуродованных душ.

Но вот острог дрогнул. Ему больше нечего было отдать. Волоран почувствовал, как потоки безудержно хлеставшей через его тело силы иссякают. Свет померк. И сразу показалось, будто наступила ночь. Глаза, ослепленные сиянием, ничего больше не видели. Палач рухнул со спины крылатого скакуна на землю. Фадир, дрожащий от усталости, склонился над человеком и ткнулся тому мокрым носом в лицо. Ну, же! Вставай! Не время валяться! Они еще живы, крадутся, могут напасть! Вставай! Но хозяин не шевелился… Только открыл мутные глаза, посмотрел на скакуна и поник головой. Бледный, как иней на вымороженной траве.

Справа скользнула быстрая тень. Неужели ты не видишь?! Вставай!

Человек попытался разлепить отяжелевшие веки, но не смог. Слишком слаб. Едва стоящий на ногах Фадир тоскливо и жалобно заржал, ударил в мерзлую землю копытом и припал на колени, чувствуя, как последние силы оставляют его некогда могучее тело. Сейчас их с человеком убьют.

Волоран сделал попытку подняться, но дрожащее тело не подчинилось. Увы. Последний дэйн Аринтмы готовился закончить свой путь. Как жаль, что так и не получилось спросить у…

Предсмертный крик вторгся в его вялые вязкие мысли. Мгновения хватило, чтобы понять — кричит кто–то из колдунов. Еще мгновение ушло на осознание донесшихся откуда–то издалека слов:

— Что делать? Дэйн, чтоб тебя! Чем помочь?!

Он, словно тяжелобольной, безуспешно пытался поднять голову. Человек над ним кричал, требовал ответа, но Волоран не понимал, кто и что ему говорит. Хотелось только одного — спать. Пусть все катится… Лишь бы отстали.

— Тварюга крылатая, а ну вставай, не шипи! Да помоги же мне, безмозглая кляча!

"Кляча" разразилась обиженным ржанием, завозилась, и дэйн с тоской подумал о том, что умереть ему, похоже, не дадут.

Снова и снова кто–то кричал над ухом, да так противно, что челюсти сводило. Фадир шипел и плевался на неведомого буяна. Тот осыпал крылатого скакуна бранью и эти вопли мешали окунуться в забвение, пробирали до костей… И вдруг дэйн вспомнил… дух! Только он может так кричать, что все волосы на теле становятся дыбом, а под кожей пробегает противный морозец. Глен. Колдуны. Шахнал. Мили. Йен. Фадир.

Дэйн вскинулся.

— Давай, чтоб тебя! — в голосе Глена уже звучала настоящая паника. — Хватит валяться! Поднимайся, дохлятина! Ну!

Палач разомкнул непослушные, замерзшие губы. Надо было объяснить этому истерику, сказать то важное, от чего зависела его жизнь. Волоран смог произнести только одно слово. Всего одно. Но оно объясняло все. После этого дэйн с облегчением канул во тьму.

Девушка покосилась на шагавшего рядом с ней спутника и впервые за долгое время в душе шевельнулась жалость. Бывший жрец являл собой печальное зрелище — по самые глаза заросший медной щетиной, осунувшийся, с ввалившимся глазами, в мятом несвежем облачении и стоптанных сапогах.

Надменный и ревностный служитель Маркуса с пронзительным взором и поджатыми губами исчез без следа. Сейчас этот мужчина скорее походил на перехожего бродягу, при взгляде на которого всякий здравомыслящий человек покрепче держался бы за кошелек и, желательно, палку — чтобы огреть хорошенько, если пристанет.

Как ни смешно это звучало, но сейчас Шахнал куда больше походил на скитающегося мага, нежели на хранителя воли богов. Это с одной стороны позабавило Миллиану, а с другой лишь усугубило ее жалость к спутнику. Если вдуматься, он ведь ни разу ни в чем ее не упрекнул, не поддел, не пожаловался на тяготы пути. Он переносил терпеливо и молча как людское пренебрежение, так и отстраненность магессы.

— Скоро поворот к причалу, — Шахнал почесал ладонь о заросший подбородок. — А дальше — прямо до Клеверной развилки, и там, если Перехлестье тебя примет, будет путь.