Харрон остался в институте.

Дверь Максимиану открыли не сразу. Пришлось нажать кнопку звонка еще раз. Но зато не спрашивали «кто там». Дверь вдруг распахнулась.

— Входите.

«Тот же голос».

Отец Максимиан увидел ее. Она отступила назад, и он прошел внутрь, прикрыл за собой дверь.

«Странная женщина».

— Что, святой отец, небось, думаете, что за стервозная бабенка? — усмехнулась Александра Петровна.

Отец Максимиан смутился:

— Позвольте, ведь мы еще не познакомились.

— Ну да вас я уже знаю — отец Максимиан. Меня можете величать Александрой Петровной.

— Вот и познакомились.

«Вот таких и называют соблазнительницами. Разлучницами. Хищницами», — нехорошо подумал о. Максимиан. Нехорошо от того, что как бы себя обманул, будто прежде не встречал такой тип женщин. Встречал, точнее, в свое время сам находил, когда молодая дурь удержу не знала.

— Не пугайтесь, святой отец, соблазнять и кусаться не стану. Пока. Ха-ха, — звонко, коротко рассмеялась и тут же взяла деловой тон: — Вы по телефону говорили, что сегодня беседовали с Голубцовым. Когда вы Голубцова видели в последний раз?

— Да вот, где-то в половине седьмого высадил из машины у Литейного.

— У Литейного? Странно, не думаете?

— Я не вижу здесь странного. Может, дальше собирался идти пешком, прогуляться хотел, успокоиться.

— От чего успокаиваться? Ну ладно. Вы, значит, его подвозили на машине? Откуда?

— Да от самого их института. Там, видите ли, бесовщина творится… или секретный эксперимент на людях, что, конечно, одно и то же.

— Бесовщина? — Александра Петровна смотрела прямо в глаза нехорошим изучающим взглядом. Словно высматривала что-то в самом собеседнике, к делу не относящееся, что-то отвратительное высматривала.

О. Максимиан по своему внутреннему чувству мысленно произнес молитву. Александра Петровна вдруг подступила, взяла за локоть и повела по коридору.

— Смотрите, святой отец, любуйтесь. Вам это будет очень интересно.

И чуть ли не втолкнула в спальню, включила свет — электропроводка не пострадала, и лампы исправно, но тускло светили в закопченной люстре.

— Ну что, какой видончик? Впечатляет? Смотрите, смотрите, любуйтесь. Вот на этой постельке наш Голубцов должен был ночевать…

О. Максимиан осмотрелся и вышел в коридор.

— Александра Петровна, я вижу, вы знаете многое, касающееся Данилы Голубцова. Поэтому желал бы серьезно поговорить с вами о нем, об обстоятельствах, — кивнул на дверь спальни. — Мне бы хотелось знать, кто вы ему, если это не секрет.

— А что вам до этого, святой отец? Еще одну заблудшую овцу спасти надоумились?

— Зачем же вы так, Александра Петровна.

— Я сейчас мягкая, податливая. Просто вздорная бабенка. Меня сейчас Данила интересует. О-очень. Нельзя обижаться на одинокую женщину, запутавшуюся в этой скотской жизни. Я ведь совсем одинокая, правда. Голубцов побрезговал мною, словно я червивое яблоко. А я ведь и любить могу, о-очень. Это вы можете себе вообразить, святой отец? Я ему сказала — не хочешь, чтобы была тебе любовницей, буду как мать.

— Не надо вам так говорить.

— А и вправду не надо. Дурье это, у бабы воображение расшалилось. Это он хотел меня своей любовницей сделать. Схватил буквально в охапку и поволок на диван, вот сюда, — Александра Петровна уже была в гостиной, уже плюхнулась на диван. — Вот так. Вы не представляете, скольких сил мне стоило вынудить его с этим обождать. Ведь нельзя же знакомство начинать с постели, вы со мной согласны, святой отец? Да вы садитесь в кресло. Ведь вам есть что мне сказать, а у меня есть что сказать вам. Говорите же.

Отец Максимиан присел в кресло у окна.

— Александра Петровна, прошу вас, называйте меня не святым отцом, а отцом Максимианом, или просто Василий Львович. В ваших устах слово «святой» звучит так, что я себя ощущаю самым последним грешником.

— Отец Максимиан? Ра-аскошное имя себе отхватили, святой отец. Это ж как перевести? Отец Великий? А вы себе цену знаете, великий отец. Теперь я вижу — у вас к Голубцову нездоровый интерес.

— Помилуйте, Александра Петровна.

«Экая стерва, прости господи».

— Помиловать? Да вы меня сперва помилуйте. А ведь вы меня стервой еще не видели. Может, желаете?

— Ну-у… так мы ни до чего не доберемся.

— В самом деле. Это вы правильно говорите, святой отец. Так что, вы говорите, там у них творится? Бесовщина?

— Да, несомненная.

— Это он вам так сказал?

— Не совсем. Но то, что я услышал от него и еще одного человека, профессора Тыщенко, приводит к такому выводу. Странная, страшная обстановка там. Но я вижу, что и здесь не лучше.

— Если вы это не про меня, а о спальне, то это его так сотрудники погубить хотели. А зачем он им? Он там у них никто.

«А тебе зачем, стерва? — Максимиан поймал себя на мысли, что хочет припечатать этой самой стерве крестом по голове. — Эк меня бесы».

— А мне, может, он надобен, потому что я и есть стерва, великий отец, — Александра Петровна посмотрела зло.

Поднялась, и уже она на кухне.

Через несколько минут возникла в гостиной, держа поднос с кофейным набором, поставила его на журнальный столик.

— Вы как, с сахаром или без?

— Да как желаете, давайте без сахара.

— Значит, без сахара. Берите.

Отец Максимиан взял чашку крепчайшего кофе и пожалел, что не захотел сахара.

— Александра Петровна, нельзя ли всё же узнать, как вы познакомились с Голубцовым? Насколько я понял, вы знакомы недавно?

— От вас ничего не утаишь. А познакомились мы в военкомате. Да. Данила Борисович Голубцов вызывается на военные сборы.

— Но ведь он работает, насколько я знаю, в секретном учреждении.

— Вот и мне стало любопытно. Дай, думаю, разузнаю в чем дело.

— И в чем?

— А ни в чем. Я ему повестку написала, душевную. Он пришел вечерком ко мне, в учреждение. Там мы и познакомились, к обоюдному удовольствию.

«Повестку написала? Да, может, ты ему эти сборы и устроила?»

— Не смотрите, великий отец, так. Как бы я ему подгадила со сборами, если мы познакомились два дня назад в военкомате? Да и кто я там, в военкомате, такая? Ну а вы как с ним познакомились?

— За одной партой сидели.

— Однокашники. Понимаю. Позволите даме курить при вас?

— Пожалуйста, курите.

— Благодарю. Ну а что вас сейчас свело?