– Остерегитесь, государь, – возразила Эдит, отступив и стараясь скрыть свое смущение под видом шутки. – Вы забыли, что моя рука вами предназначена служить залогом обращения в христианскую веру сарацин, арабов и вообще всех чалмоносцев во главе с самим великолепнейшим Саладином.

– Да, я это хорошо помню, кузина, – ответил улыбаясь король Ричард. – Но ветер переменился и в настоящее время дует с противоположной стороны…

– Не смейтесь! – неожиданно раздался голос энгаддийского пустынника, который никем не замеченный стоял в углу шатра. – Узы вашего брачного союза имеют не менее важное значение. Небесные знамения всегда справедливы. Знайте, что в ту ночь, когда султан Саладин и шотландский рыцарь Кеннет спали в моей пещере, я предугадал по планетам, что под смиренным моим кровом находится принц крови, естественный враг Ричарда, с которым должна вступить в брак принцесса Плантагенет. Мог ли я усомниться, что это не султан, звание которого мне было известно, потому что он несколько раз посещал мою келью, чтобы побеседовать о движении небесных светил. Я также прочел в звездах, что этот принц, супруг принцессы Плантагенет, будет христианином. И я, слабый и непросвещенный толкователь судеб, заключил из этого, что султан Саладин обратится в христианина, тем более что его высокие духовные и нравственные качества служили мне в этом как бы порукой. Мое неведение или слишком опрометчивое заключение уничтожило меня, обратило в прах, но и в прахе я черпаю утешение. Я не мог проникнуть в судьбу других людей, кто же уверит меня, что я хорошо постиг собственную судьбу? Богу не угодно, чтобы мы проникали в тайны его помыслов, чтобы старались изыскивать сокровенные тайны. Да, судьбы наши нам неизвестны и не могут быть нами постигнуты. Я появился в здешних местах гордым пророком, кичась своим умением предугадывать будущее, считая себя способным наставлять монархов и руководить ими. Теперь же я удаляюсь, посрамленный и униженный, но не отчаивающийся.

С этими словами он вышел из шатра и, говорят, с этого времени припадки помешательства случались с ним реже.

Мы не станем далее излагать подробности всего происходившего в шатре королевы и не будем выяснять, продолжал ли граф Давид Хантингдон быть тем же безмолвным обожателем принцессы, каким вынужден был быть в то время, когда явился к ней простым странствующим рыцарем. Пусть читатель сам представит себе сцену страстного признания, вырвавшегося из уст принца, бывшего до того ее безмолвным обожателем. Скажем только, что по приказанию Ричарда леди Эдит, зардевшись, молча вложила свою руку в руку победоносного рыцаря, после чего трубы и литавры возвестили об обручении английской принцессы королевского дома Плантагенет с Давидом, наследным принцем Шотландии.

Был уже полдень. Султан Саладин ожидал христианских государей в особом для этого случая раскинутом шатре. Под обширным холстом стоял богато убранный пиршественный стол, окруженный низкими сиденьями в восточном вкусе, покрытыми богатейшими коврами и шелковыми подушками. Мы не станем вдаваться в подробности описания драгоценных тканей из золотой и серебряной парчи, затейливых рисунков, вышитых кашемирских шалей и тончайших индийских кисей, богато и со вкусом драпировавших предназначенную для пира залу. Еще меньше мы будем распространяться о яствах и напитках, которыми изобиловал стол царя Востока, скажем только, что он ломился под тяжестью золотых, серебряных и глиняных блюд с целыми жареными баранами, дикими и домашними птицами, приготовленными с рисом, что сарацинское пшено, окрашенное во всевозможные цвета, с различной приправой и в самых разнообразных видах, являлось преобладавшим яством, и что, по обычаю Востока, десерт составлял главным образом шербет, охлажденный во льду, доставленном с вершин Ливанских гор.

Богатейшие шелковые подушки, наложенные одна на другую в центре стола, предназначались для самого султана и наиболее почетных гостей. Вдоль стен шатра и над местом, отведенным для султана, были развешаны знамена, штандарты, стяги и другие военные трофеи, добытые Саладином в боях и сражениях как с христианскими, так и с восточными народами. В числе этих украшений особенно выделялось так называемое знамя смерти. Оно состояло из длинного полотнища черного сукна, прикрепленного к длинному копью. На сукне была вышита следующая странная надпись:

Саладин, царь царей, Саладин победитель победителей, Саладин должен умереть!

Вокруг стола стояли невольники с опущенными головами и со сложенными крест-накрест руками.

Султан Саладин, как и большинство в то время, не был чужд суеверий. В ожидании прибытия гостей он внимательно рассматривал свой гороскоп и приложенное к нему толкование, которое ему доставил энгаддийский пустынник перед своим уходом из лагеря.

«Таинственная и странная наука, – размышлял султан Саладин, – открывая завесу будущего, она вводит в заблуждение тех, кто ей доверился. Кто бы мог подумать, что не я, опасный враг короля Ричарда и предполагаемый жених его родственницы, буду ее мужем? Впрочем, союз этого храброго графа с прекраснейшей принцессой восстановит дружбу между Англией и Шотландией, а шотландский король был врагом Ричарда более опасным, нежели я… Да, дикая кошка в комнате гораздо опаснее льва в далекой степи. Но, – продолжал размышлять Саладин, – сочетание двух планет указывало, что супруг этот будет христианин. Христианин! – воскликнул он мысленно минуту спустя. – А, теперь я понимаю, это-то и обнадеживало сумасбродного фанатика, что я отрекусь от своей веры… Но как я, верный служитель Аллаха и его пророка Мухаммеда, поддался одному этому предположению? Оставайся же навеки забвенным, странное и таинственное предначертание, – опять мысленно воскликнул Саладин, кладя гороскоп под кипу подушек, – твои предсказания сумасбродны и пагубны, ибо если сочетание планет и предсказывает будущее, то читать звездные письмена мы не можем и потому толкователи постоянно заблуждаются».

– Что это значит? Как ты смел предстать передо мной, когда я тебя не звал?! – вскрикнул Саладин, увидев вдруг карлика Нектабануса.

Видимо, приключилось что-то особенное, если он, незваный, решился вбежать в палатку султана. Уродливые и непропорциональные черты его лица стали еще безобразнее от того ужаса, который охватил его: выпученные глаза выступали из орбит, непомерно большой рот был раскрыт, сухощавые руки с их узловатыми и растопыренными пальцами тянулись вперед.

– Что с тобой? – строго спросил Саладин.

– Accipe hoc![31]– пробормотал карлик, едва переводя дыхание.

– Что это значит? Что ты говоришь?

– Accipe hoc! – вторично пробормотал объятый ужасом карлик, не сознавая, что он повторяет одни и те же два слова.

– Пошел вон! – крикнул султан. – Я теперь не в том настроении, чтобы слушать твои глупости.

– О, я не настолько глуп, – возразил Нектабанус. – Выслушай меня, мой повелитель, выслушай меня, великий султан.

– Дурак ли ты или мудрец, – сказал Саладин, – это твое дело, но если тебя действительно кто-то обидел, я готов тебя выслушать. Следуй за мной!