12-го [августа] я съездил из Лукки посмотреть загородный дом г-на Бенедетто Буонвизи и нашел, что он весьма посредственно красив. Я там любовался среди прочего видом некоторых куп деревьев, посаженных на возвышенных местах[758]. На пространстве примерно пятьдесят шагов они сажают деревья той породы, которые остаются зелеными круглый год. Затем окружают это место маленькими рвами и делают внутри маленькие крытые аллеи. Посреди такой купы деревьев имеется место для охотника, который в некоторые времена года, скажем, примерно в ноябре, снабженный серебряным манком и несколькими дроздами, нарочно взятыми для этой цели, привязав их хорошенько и расположив вокруг приманки с клеем, берет за одно утро сотни две дроздов. Это делается всего в одном кантоне рядом с городом.

В воскресенье я выехал из Лукки, после того как распорядился, чтобы г-ну Лудовико Пинитези вручили пятнадцать скудо за покои, которые он уступил мне в своем доме (то есть по одному скудо в день): и он был этим очень доволен.

В тот день мы поехали взглянуть на несколько загородных домов, принадлежащих луккским дворянам; они милы, приятны и красивы. Воды там много, но она какая-то ненастоящая, то есть не природная, не живая и не беспрерывная. Удивительно, как мало источников в этом столь гористом краю. Воду, которой тут пользуются, извлекают из ручьев, а ради красоты обрамляют ее в виде источников – водоемами, гротами и прочими прикрасами.

Вечером к ужину мы приехали в загородный дом г-на Лудовико вместе с г-ном Орацио, его сыном, который по-прежнему нас сопровождал[759]. Он очень хорошо принял нас на этой вилле и угостил прекрасным ужином в просторном и весьма прохладном портике, открытом со всех сторон. Затем уложил нас раздельно в хороших комнатах, с очень чистыми одеялами и белоснежным бельем, какое было у нас в Лукке, в доме его отца.

В понедельник рано утром мы уехали оттуда и, проделав путь, не слезая с седла, остановились в загородном доме епископа, который там оказался[760]. Мы были очень хорошо приняты его людьми и даже приглашены на обед, но поехали обедать в

БАНЬИ ДЕЛЛА ВИЛЛА, пятнадцать миль. Я был там всеми прекрасно встречен и бесконечно обласкан. Это и в самом деле походило на возвращение домой. Я опять вселился в ту же комнату, что снимал ранее[761] за двадцать скудо в месяц, по той же цене и на тех же условиях.

Во вторник, 15 августа, я пошел рано утром принимать ванну; оставался в купальне чуть меньше одного часа и обнаружил ее скорее холодной, чем горячей. Поэтому я мало пропотел. Я приехал в эту водолечебницу не только в хорошем здравии, но могу также сказать, что в любом случае был весьма бодрым. После приема ванны у меня вышла мутная моча; а вечером, после того как я походил некоторое время по гористым и трудным дорогам, она окрасилась кровью, а улегшись в постель, я почувствовал непонятное стеснение в почках.

16-го я продолжил принимать ванны, а чтобы остаться одному и подальше от других, выбрал женскую купальню, где я еще не был. Вода показалась мне слишком горячей, либо потому что она и в самом деле была такой, либо потому что я просто разогрелся скорее, поскольку мои поры уже раскрылись после принятой накануне ванны; тем не менее я оставался там более часа. Я средне пропотел; моча выглядела естественной, не было никакого песка. Но после обеда она опять помутнела и порыжела, а незадолго до захода солнца окрасилась кровью.

17-го я счел ту же воду более умеренной. Потел очень мало; моча была немного мутноватой, с небольшим количеством песка; ее цвет стал бледно-желтым.

18-го я провел еще два часа в той же купальне. И почувствовал в почках какую-то непонятную тяжесть, хотя мой желудок был свободен, как и требовалось. С первого же дня я ощущал скопление ветров в животе и бурчание, что, без сомнений, считаю особым действием этих вод, потому что, когда в первый раз принимал ванну, я заметил, причем чувствительно, что у меня таким же образом случились ветры.

19-го я пришел в купальню позже, чтобы дать время одной даме из Лукки принять ванну передо мной, потому что таково довольно разумное правило, которое здесь соблюдается: сначала этой купальней пользуются в свое удовольствие женщины; таким образом, я пробыл там два часа.

Несколько дней моя голова оставалась в хорошем состоянии; я редко чувствовал в ней тяжесть. Моча по-прежнему была мутной, но по-разному, и в ней обнаружилось много песка. Я заметил у себя непонятное движение в почках; и если я прав в своих умозаключениях, такова главная особенность этих вод. Они не только расширяют и открывают проходы и каналы, но еще проталкивают через них материю, рассеивают ее и уничтожают. У меня вышел песок, который казался другим веществом, нежели недавно искрошенные и размельченные камни.

Ночью я почувствовал с левой стороны начало довольно сильной и даже пронзительной колики, которая довольно долго промучила меня, но тем не менее обычного продолжения не наступило, поскольку боль не распространилась на низ живота, а кончилась таким образом, что мне даже показалось, не было ли это просто скоплением ветров.

20-го я пробыл в купальне два часа. В течение всего этого дня ветры причиняли мне очень неприятные ощущения в нижней части живота. Из меня по-прежнему выходила мутная моча, рыжая, густая, с небольшим количеством песка. Голова болела, и из-за живота я ходил больше, чем обычно.

Здесь не соблюдают праздников с такой же набожностью, как у нас, и даже в воскресенье здесь можно увидеть, как женщины делают большую часть своей работы после обеда.

21-го я продолжил принимать свои ванны, после которых у меня почки становились весьма болезненными, а моча обильной, мутной и по-прежнему с небольшим количеством песка. Я посчитал, что причиной этих болей были ветры, скопление которых я тогда ощущал в том числе и в почках, потому что они ощущались повсюду. Эта моча, такая мутная, заставляла меня предчувствовать приближение большого камня – я догадывался об этом слишком хорошо. Написав утром эту часть в своем дневнике, я сразу же после обеда почувствовал сильнейшую колику; а чтобы я лучше ее прочувствовал, к этому добавилась зубная боль в левой щеке, такая острая, какой я еще никогда не испытывал[762]. Не в силах выдержать столько мучений сразу, я через два-три часа слег в постель, а вскоре утихла боль и в моей щеке.