Здесь, в отличие от Фоссано, Армландии и прочих королевств за Хребтом, за столом немало и женщин, где-то одна на пять-шесть мужчин. Невероятно много, почти равноправие, хотя, понятно, мужчины допускают такую вольность для собственного удовольствия, а не ради женских амбиций.

Король и королева появились под звуки фанфар, все за столами встали и склонили головы. Венценосная чета уселась, король милостиво наклонил голову, и все дружно сели.

Мы от короля по правую руку, а со стороны королевы их дочь Алонсия, еще несколько знатных и знатнейших дам, за их спинами стоят с неподвижными лицами то ли пышно одетые слуги, то ли вельможи, надо бы узнать, чтобы не опросачиться…

Я заметил, король взглянул в мою сторону несколько озабоченно. Вовсе не так, как хозяин, что старается напихать дорогого гостя отборными яствами и напоить до свинского состояния счастья и довольства.

– Сэр Ричард, – произнес он с любезной улыбкой, – как находите наше королевство?

Я ответил любезно:

– Очарован! Хотя и видел не так уж и много, но очарован. Жаль, что дела вынуждают срочно покинуть его пределы.

Он вскинул брови.

– Что случилось?

– Я же прибыл, – напомнил я, – просто не утерпев, как мальчишка. На самом деле надо бы, как принято, хорошо подготовиться и послать большую группу дипломатов, заранее обдумав предложения о торговле и прочих делах. Но у меня была свободная неделя… до начала войны, вот и сглупил…

– Жалеете? – спросил он.

– Нет, – ответил я живо, – жалею, что сумбурно, без правильной подготовки. А так – я счастлив воспользоваться вашим гостеприимством.

Он задумался, на челе появились глубокие складки.

– М-да, – произнес он, – я немало узнал о вас за прошедший день… но еще больше надеялся узнать за будущие. Надо будет обдумать…

Королева милостиво улыбалась и посматривала на меня теплым материнским взором. Король повернул голову в сторону женской половины, за спиной дочери высится мощная фигура Боудеррии, лицо грозное, как у тучи на закате, плечи разведены и слегка напряжены, так что хорошо видны все мышцы, рельефные, сухие, натренированные.

– Боудеррия, – сказал король громко. – Оставь на минутку свое место, здесь никто принцессу не тронет…

Она подошла, зыркнула на меня хмуро.

– Да, Ваше Величество.

Он сказал приподнято:

– Станцуй для нас!

Рядом со мной Торкилстон пробормотал ошарашенно:

– Это чудовище еще и танцует?.. Представляю… Мой конь тоже танцует…

Королева улыбнулась несколько ехидно и почти пропела ласково:

– Ваше Величество, тогда, может быть, лучше пригласить коня сэра…

– Торкилстона, – подсказал Торкилстон.

– Да-да, простите, благородный сэр. Мы живем в такой изоляции…

Король, не слушая нас, смотрел на Боудеррию с тем удовольствием, которое может быть только напускным, а мысли его, как я уловил, далеко от этого стола и даже зала.

Боудеррия медленно сделала шаг по ступенькам в зал, еще не танец, но уже шаг от бедра, покачивает грудью, еще ступенька, бедра пошли в сторону, медленно и в нужном ритме качнулись в противоположную.

Музыка зазвучала громче, резкая, дикая и возбуждающая. Боудеррия сделала третий шаг, уже танец, руки пошли вверх, движения убыстряются, еще три ступеньки, и уже в зале, гордая и надменная, как императрица варваров. Руки, ноги и все тело двигаются в незнакомом ритме, демонстрируя попутно гибкие плотные мускулы, налитые силой плечи, тонкий стан и гладкость бедер, что переходят в длинные ноги, красиво облепленные четко прорисованными группами мышц.

Торкилстон смотрел завороженно, как и Ордоньес, остальные иногда переговариваются, но тоже не отрывают блестящих глаз от пляшущей воительницы. Ее движения все ускорялись, я понял, что это лишь наполовину танец, а наполовину демонстрация силы, ловкости и боевых приемов, все завязано в такой красивый узел, что я лишь смотрел и любовался таким непривычным даже для меня зрелищем, а про остальных и говорить нечего, стоит лишь взглянуть на задрапированных с головы до ног анемичных женщин.

Внезапно она выхватила мечи, блеск сотен свечей заиграл на лезвиях, неуловимо быстро взметнула их вверх, и тут же вокруг нее образовалась стена из блестящей стали. В зале ахнули, она с невероятной скоростью и ловкостью ставила веерную защиту, а затем неуловимо быстро наносила сквозь нее удар, моментально поворачивалась, отскакивала, парировала, в то же время это все еще танец, хотя даже я не назвал бы его женственным.

Лица некоторых мужчин слегка помрачнели, у других исчезли улыбки. Ход мысли каждого понятен, я сам сразу же примерил к себе: смогу ли пробить эту защиту, все-таки это не просто женщина с мечом, руки Боудеррии крепки, удар средней силы она парирует и тут же нанесет ответный…

Торкилстон прошептал завороженно:

– Что за женщина…

Он передернул плечами.

– Такая женщина, – спросил я, – и не нравится?

– Нравится, – ответил он, – как хороший конь или меч, выкованный мастером. Не променяю же кроткую Амелию на дикого коня?

– Вообще-то да, – согласился я. – Хотя, конечно, смотря какой меч, какой конь…

Он не ответил, шуточки мои бывают слишком грубоваты даже для мужчин, перебарщиваю, стараясь вписаться в грубый мужской мир, следил за ней блестящими глазами и притопывал в такт убыстряющейся музыке.

Ордоньес тоже не отрывал взгляда, как и большинство мужчин в зале, лицо раскраснелось, а на лбу выступили мелкие капельки, словно это он сам пляшет в таком неистовом темпе.

– Хорошо быть королем, – сказал он, не отрывая взгляд от танцующей, – кого угодно можно заставить…

Король услышал, сказал наставительно:

– Королевская власть теряет все свое очарование, если ею не злоупотреблять.

– Но злоупотребляющих могут, – сказал Ордоньес независимо, – того… удалить от трона. И не всегда под белы ручки.

Король кивнул, лицо спокойное.

– Власть многим нехороша, кто спорит? Хороша только одним – честью и славою, да и то лишь, если это власть лучшего над хорошими и величайшего над великими. А кто думает не о достоинстве, а только о своей безопасности, пусть пасет овец, лошадей и коров, а не людей. Как вы, сэр Ричард?

– Полностью согласен с вами, Ваше Величество, – отрапортовал я.

Боудеррия прекратила танец, это словно послужило сигналом: двери в зал распахнулись с трех сторон, пошли гуськом слуги с широкими подносами на вытянутых руках, останавливались перед каждым гостем за столом, тот указывал пальчиком, и яства перекочевывали на его блюдо.

Я с изумлением рассмотрел рядом с ножом и ложкой странное и нелепое существо, которое назвал бы первовилкой, она показалась мне кистеперой рыбой, что вылезла на берег, пока что жалкая и нелепая, но это пока что.