Лариса и тоже смутилась. Золотистые веснушки на вспыхнувших щеках вдруг исчезли, как бы погасли. — А я уже подумала, что зазнался. Как-никак забойщик!

— Действительно! Есть чем задаваться, — небрежно проговорил Полевода.

— Не скажи, все же ведущая профессия, — возразила Лариса и несколько раз перебросила сломанный ключ из руки в руку.

— Машинист подъема тоже не последняя специальность, — вставил Дмитрий.

— Когда-то я еще буду машинистом… — уныло сказала Лариса. — А ты уже забойщик. О вашей бригаде в газете пишут. Коммунистической скоро называться будет. А у нас даже бригаду нельзя создать, — пожаловалась девушка. — Машинист да я…

— Отец мой да я… — вспомнил Полевода Некрасова, и оба рассмеялись.

За несколько минут они перебрали в памяти всех одноклассников, поведали друг другу о последних месяцах своей жизни. Лариса рассказала, что ездила в Донецк, пыталась поступить в медицинский институт, но не прошла по конкурсу и теперь решила учиться заочно.

Митя разглядел на ее чистом чуть выпуклом лбу первую складку.

— Только нелегко мне будет, — помолчав, сказала она и опять перебросила ключ из руки в руку. — Тебе хорошо, у тебя здесь мать, дома живешь, а я у чужих, за три километра отсюда… — Махнула рукой куда-то в сторону. — Уйти в общежитие неудобно, да и совестно: как-никак с детства у них. А ездить на шахту каждый день не близкий свет. Работа да разъезды отнимают все время, для учебы одни минутки остаются…

Слушая ее, Митя думал: «Нелегко приходится Ларисе». Но вслух ничего не успел сказать.

Лариса вдруг проговорила:

— Одного парня мы с тобой не вспомнили. Пышку, Звонцова.

Полевода подумал: и хорошо сделали, что не вспомнили.

— Работает он у нас на шахте газомером, — продолжала Лариса. — Легче специальности не придумаешь: ходи с пустыми бутылками по горным выработкам, бери воздух для анализа — вот и вся работа.

— Он же собирался в институт! — удивился Полевода.

— Чудак этот Полевода, — опять по привычке, как об отсутствующем, сказала Лариса. — Производственный стаж теперь сильнее всяких баллов. Без него и с серебряной медалью в институт не пробиться. — И вдруг испуганно ойкнула: — Да что это я стою, мне же заменить его надо, — и показала ключ. — Ну пока, не задавайся только, забойщик, — лукаво улыбнулась, тряхнула руку Дмитрия и побежала к механическим мастерским, заправляя на ходу под ушанку мягкие завитки волос.

Митя стоял посреди шахтного двора и смотрел ей вслед. На душе у него было радостно и немного тревожно от этой случайной встречи. Казалось, не так давно отошли в прошлое школьные годы, но в эту минуту все, что прежде казалось обыкновенным и привычным, как бы оживало заново, приобретало особую волнующую значимость…

Выйдя за шахтные ворота, он зашагал своей обычной дорогой через сквер. Шел не спеша. То, что его сегодняшняя работа понравилась Чепурному и все члены бригады тепло поздравляли его, затем приятная встреча с Ларисой — все это было похоже на праздник. Дмитрий шел по скверу, лепил на ходу снежки и бросал ими в знакомых ребятишек. Завязалась настоящая баталия. Дети дружно атаковали Полеводу, и ему пришлось туго. Снежки летели со всех сторон. И он вынужден был спасаться бегством, чем привел мальчишек в неописуемый восторг.

V

Шло время. Полевода привык к работе в забое. Его уже не страшили непредвиденные неполадки, он справлялся с ними без посторонней помощи. От Кубаря, Прудника и других ребят не отставал, но Кавуна и Горбаня еще ни разу не опередил. Вначале Дмитрий горел желанием во что бы то ни стало хотя бы догнать их, но вскоре убедился, что усилия его напрасны: Захара силой не возьмешь.

Хотя работа Дмитрию нравилась, но временами он ощущал какую-то неудовлетворенность, будто что-то очень нужное одолжили у него, обещали скоро вернуть и не возвращают. Он никак не мог понять причины этой неудовлетворенности.

Однажды к Полеводам зашел Евсей Петрович Киреев. И хотя он был частым гостем в их доме, сегодняшний визит его удивил хозяев. Обычно Киреев навещал своих соседей в выходной день под вечер. К этому Елизавета Павловна и Дмитрий давно привыкли и всегда были рады старику. Перед тем как войти в дом, Евсей Петрович по обыкновению долго топтался сначала на гулком деревянном порожке, а затем уже в сенях старательно очищал сапоги или валенки. Этим он словно оповещал о своем приходе и терпеливо дожидался, пока выйдет хозяйка дома и скажет: «Хватит вам, Евсей Петрович, заходите уж». Только тогда он, откашлявшись, переступал порог и громко произносил: «Всему дому мое здравьечко!»

На этот раз Евсей Петрович пришел не с обычным визитом. В его поблескивающих, будто помолодевших глазах Елизавета Павловна сразу приметила что-то новое, необычное.

— Вижу, с доброй новостью пришел, Евсей Петрович, — усадив гостя за стол и наливая в стакан крепкий чай, сказала она.

— Разгадала, — признался старик. — Верно, новость имеется. — Он отхлебнул чай из блюдца, которое удерживал на растопыренных узловатых пальцах, затем бережно опустил блюдце на стол и с гордостью сказал: — На работу меня устроили. Вот какое, значит, дело.

Елизавета Павловна удивленно посмотрела на него: не выпил ли старик? Ведь три года тому Евсей Петрович ушел на заслуженную пенсию. Какая тут может быть работа?

Из своей комнаты вышел Дмитрий.

— Ты, выходит, дома, сынок, — приветливо улыбнулся Евсей Петрович, — а я думал, в шахте.

— С ночной я, дядя Евсей. О какой вы тут работе говорите?

— О моей, ясное дело, — охотно ответил старик и опять отхлебнул из блюдца. — Вот уже третий день, как занял свой пост, а вам никому и невдомек.

— Видать, пост не генеральский, раз никто не заметил, — усмехнулась Елизавета Павловна, решив, что Киреич все же малость выпил.

— А ты не смейся, — строго и обидчиво покосился на нее Евсей Петрович, — генеральский там или еще какой, не в том суть. В шахту просился — нет, говорят, туда тебе, дед Кирей, дорога закрыта. На поверхности опять же места не оказалось. А тут, как на мое счастье, мальцы сцену в нашем Дворце обокрали… — усмехнулся старик. — Правда, и покража невелика: гармошку взяли, только и всего. То-то соловьи-разбойнички… — Он рассмеялся и внезапно закашлялся, согнулся, обхватив голову руками, и долго не мог успокоиться. Глаза его налились слезой, веки покраснели и еще больше набрякли. Он отхлебнул несколько глотков теплого чаю, немного успокоился и продолжал: — Узнал я об этой краже — и к директору. Где ж, говорю, сторож был, что не уследил? А он мне со смешком: зачем нам сторож? К коммунизму путь держим. А я ему: к коммунизму иди, не ленись, а назад нет-нет да и оглянись. Не все чистое