А что бы было, не возьми я Любочку в заложницы? А то же самое! Меня бы отвели в солярий, где я рядом с трупом Толика, дождавшись прихода человека со шрамом, заорал бы примерно тот же провокационный текст, что и несколько часов назад на лесной полянке. (Коротая ночь рядом с мертвым Толиком, я бы непременно додумался разжечь костер ревности в сердце Агиевского.) Кричал бы, что имел его жену, обливал Любу грязью, и сумасшедший Монте-Кристо, съехав с катушек, набросился бы на меня, и я бы его убил сегодня на восходе солнца под прозрачным потолком солярия. Причем тогда убивать его было бы гораздо проще – руки-то мои были свободны... А потом Любочка точно так же, как только что, отыграла бы обманутую неблагодарным мерзавцем женщину. И меня бы отпустили, как отпускают сейчас.

Любовь Игнатьевна все продумала и рассчитала. Не я и не человек со шрамом срежиссировали безумный спектакль последних двух дней. Любочка – и главная сценаристка, и режиссерша, и постановщица трюков.

А была ли девочка? Та девочка – гадкий утенок, влюбленная в приезжего инструктора ушу? Нет, безусловно, в природе существовала Светкина сестренка, родившаяся в том же северном городке, где и будущий новорусский Монте-Кристо. Но была ли у нее влюбленность в молодого человека по имени Станислав? Сколько ей тогда стукнуло, тем летом? Лет пятнадцать-семнадцать. Не такой уж и «утенок» девочка в таком возрасте. Да и не девочка уже на ножках-спичках, а девушка. Красивая юная девушка. Я бы ее заметил и запомнил, ходи она за мной следом. Но я ее не помню.

Что же мы имеем в итоге? Любочка, умненькая не в меру и хитренькая, выходит замуж за авторитета Агиевского. Муж медленно, но верно сходит с ума. Молодая супруга прибирает к рукам его бизнес. Миша желает развлечься мщением стародавним обидчикам. Она его понимает, поощряет и помогает развлекаться местью, а сама примечает среди живых игрушек супруга Стаса Лунева, хищного Белого Ворона. Далее немного ловкости и коварства – и дело сделано! Любовь Игнатьевна становится свободной и богатой вдовушкой, наследницей дела и капиталов Агиевского. Она, по сути, избавилась от больного супруга с моей помощью, виртуозно использовала ситуацию, плюсы и минусы моей натуры и особенности Мишиной психики. Она разыграла полный ложной страсти спектакль, не таясь, на глазах у зрителей-слуг, отведя себе роль самого несчастного и бесхитростного персонажа. Браво, Любовь Игнатьевна. Вам осталось исполнить финальную сцену – заревев белугой, возопить: «Да, я его любила, но он убил Мишу, подло предав мои возвышенные чувства. Так пусть же он умрет!» И Антон, понятливо кивнув головой, отправится добывать мой скальп. Живой я вполне способен сболтнуть лишнее, проболтаться Большому Папе, например, о своих подозрениях относительно коварного плана умной женщины, возжелавшей стать обеспеченной вдовой. Лучше меня устранить, уничтожить. Так спокойней.

А может, я все усложняю, и на самом деле Любовь Игнатьевна когда-то действительно была в меня влюблена, ходила за мной, молодым да спесивым, как собачка, рыдала по ночам в подушку? Раз в жизни дала слабину, разоткровенничалась, сболтнула лишнего, и я этим коварно воспользовался. Может, она на поверку простая русская баба, богатая, волевая, но несчастная по жизни? А я сейчас выдумал какого-то монстра в женском обличье?.. Черт его знает! Ни в чем я до конца не уверен, запутался я, устал, вымотался...

В чем я был уверен на все сто процентов, так это в том, что, если рискну выйти на шоссе и стану ловить попутку до Москвы, обязательно, по закону подлости, нарвусь на милиционера Кешу, проезжая мимо райцентра. Посему я решил не искушать судьбу и, покинув дачный поселок, свернул в лес. Хотел, пройдя напрямик через лес, выйти к железнодорожной станции. И заблудился. Закон подлости сработал не так, так этак...

Если Любовь Игнатьевна настолько хитра, умна и коварна, зачем она вернула мои вещи? Все в целости и сохранности, в том числе и диктофон?..

Мыслишка записать все, что случилось, на пленку пришла в голову, едва начало смеркаться. Сейчас уже утро. Минуло ровно сорок восемь часов с тех пор, как я сел в электричку на Ярославском вокзале, спеша в подмосковный санаторий на встречу с заказчиком-рекламодателем...

Я устал говорить. Пора выключать диктофон, класть его в сумку и прятать где-нибудь под приметным пнем. Потом я нарисую на обратной стороне листочка со сценарием план-схему, указывающую, где спрятаны магнитофонные записи с этим моим рассказом. План я спрячу в карман. Если на подходе к дому меня пристрелят, следователи найдут бумажку со схемой и разыщут кассеты. А если я приду к себе домой и там меня дожидается Антон, который, прежде чем выстрелить, захочет высказаться, дескать: «Ну, че, белобрысый, хозяйка передумала, кранты тебе, молись», то я рассмеюсь ему в лицо и отвечу: «Стреляй, только учти – все про твою хозяйку станет тут же известно, где надо! Зря вы мне диктофон отдали! Ошиблись, ребята, просчитались!»

...Господи! Какую чушь я несу последние полчаса! Башка совсем не варит! Всю ночь исповедовался диктофону, мысли путаются, язык заплетается. Давно пора прекращать треп, вставать и искать дорогу до станции, совсем светло уже. Хватит, нажимаю кнопку «Стоп», встаю и иду. Все! Конец.

Вообще-то в данном, конкретном случае автором меня называть нельзя. Я лишь застенографировал найденные в лесу аудиозаписи, слегка подредактировал их, поменял некоторым персонажам имена и изменил все фамилии.

Начиная работу, я был убежден, что рассказ Белого Ворона, записанный на кассетах, или вымысел от начала до конца, или же ловкая мистификация, сделанная неизвестно с какой целью. Уж слишком все круто и фантасмагорично – так мне казалось поначалу. Но потом я вспомнил про то, как любят критики-искусствоведы обвинять художников-пейзажистов в лакировке действительности. Старательный художник тщательно срисовывает с натуры зеленую березовую рощицу на фоне лазоревого неба, а ни разу не выезжавший за город из своей прокуренной квартиры на рабочей окраине критик упрекает виртуоза акварельной кисти в «украшательстве», уверяет, что такой красоты в природе не бывает. Схожая проблема и с рассказом Белого Ворона. Чересчур крутая, на мой вкус, история может оказаться на поверку грубой правдой жизни. Случись так – ее вообще лучше не публиковать. Как говорил Большой Папа: «Береженого бог бережет». Но я же работал! Кромсал текст стенограммы, убирал излишне жестокие подробности в эпизодах насилия, выбрасывал куски с длиннющими заумными рассуждениями на темы восточных единоборств. Жалко прятать практически готовую к печати рукопись в стол, очень охота получить гонорар и как можно быстрее его потратить, пока доллар не скакнул еще выше.

Подумав немного, я решил попробовать разыскать Стаса Лунева (на самом деле его зовут по-другому. Имя Стас и фамилия Лунев – плод моей фантазии). Бог с ним, я готов поделиться с Белым Вороном гонораром, если он вообще существует в природе.

Отыскав людей, близких к богемным киношным кругам, я выяснил – есть такой Лунев. Точнее, был до недавнего времени, а потом куда-то пропал. И никто этой пропаже не удивился. После 17 августа 98-го года рекламный рынок рухнул, большинство ремесленников-рекламщиков, мелких и средних халтурщиков, оказались не у дел и расползлись по щелям в поисках хлебных крошек, исчезли из тусовок более удачливых коллег и собратьев.