— Ты не можешь помочь мне, Гарри, — уговаривал Джордан, стараясь облегчить ему решение, — сейчас ты мне не нужен. Ты только рискуешь собственной безопасностью, своей — и ее тоже. Не переживай из-за меня, не переживай. Я и так жил дважды, хорошего понемножку. И дважды умирал — пожалуй, многовато. Больше не хочу ничего.

Гарри все еще раздирали сомнения, когда он нырнул в пространство Мёбиуса. Он застонал от бессилия как-то решить проблему и наконец отгородился от мертворечи Тревора. Еще будет время поблагодарить его за все, за поддержку даже после смерти, но сейчас — Боннириг!

Он возник у берега реки, подальше от дома, шагнул в темноту, озаренную малиновым отблеском его ярости. Вамфирской ярости!

Тварь внутри него завладела им. Его чувства — скорее вампирские, чем человеческие — обострились, и он как радаром прощупывал дом, эту молчаливую глыбу во тьме ночи. Вот оно! Когда Гарри уходил отсюда, свет горел!

Он подключил к чутью телепатию. В доме находилось пятеро людей — пять теплых сгустков плоти, в которых пульсировала кровь, пять умных, тонких созданий. И четверо из них — владели странными талантами. Впрочем, не более странными, чем дар Гарри. Он коснулся телепатически их сознания, но крайне осторожно, чтобы не спугнуть.

Сначала Пенни — напуганная до смерти, но пока невредимая. Потом — Гай Тил, начинающий ясновидец (иногда ему удавалось предсказать будущее); Гарри знал, что этот дар, когда разовьется, станет тяжким крестом для его носителя, Фрэнк Робинсон, искатель, который мог распознать экстрасенса, лишь глянув на него или даже находясь неподалеку (его разум дернулся, когда Гарри его коснулся, но не почуял ничего — Фрэнк тоже был только начинающим). Теперь следующий... о, это Бен Траск. Печально. Гарри надеялся, что друзей не будет, а Бен был старым другом. И наконец — Пакстон!

Пакстон, эта телепатическая блоха, которую все никак не удавалось прихлопнуть. Своего рода тоже вампир, только он питался не кровью, а тайнами, добытыми в интимных закоулках чужих разумов. И уж о нем никак нельзя было сказать, что он здесь лишь по долгу службы; Пакстон был одержим ненавистью к некроскопу, неукротимый и безжалостный, как арбалет в его руках, направленный в сердце Пенни, там, в спальне Гарри. И хотя Гарри мгновенно отпрянул, Пакстон был начеку; он понял, что некроскоп рядом.

Телепат сощурил глаза и негромко (только голос вибрировал от возбуждения) позвал остальных, что были внизу:

— Он рядом! Он идет сюда!

Бен Траск и Гай Тил находились в просторной гостиной (Гарри использовал ее как кабинет), где французские окна выходили в сад, спускающийся к ограде, за которой был речной берег. Они оба дернулись, услышав сообщение Пакстона; лица их посуровели. Темноту ночи ослаблял лишь свет луны и звезд. Это было их ошибкой; они мало что различали в потемках. Другое дело — некроскоп. Ночь была его стихией.

Те, что были наверху, находились в таком же положении, что Траск и Тил: в спальню едва пробивался свет луны сквозь задернутые шторы. Впрочем, Тил почувствовал присутствие Гарри, он тронул Траска за рукав и шепнул:

— Пакстон прав. Он здесь. Боже, я вдруг подумал о том, что нам предстоит! Бен, что, если он сейчас явится, прямо сюда, в эту комнату?

— Не делай ничего, — хриплым голосом ответил Траск. — Просто держи наготове свой арбалет, а я попытаюсь поговорить с ним. Только если тебе будет угрожать опасность, и разговора не выйдет — тогда стреляй, но взаправду, в сердце. Ты понял? В самое сердце.

Тил не стал переспрашивать.

— Теперь успокойся. Смотри. И слушай.

Снаружи, в саду, дымка тумана просачивалась через ворота, висевшие на ржавых петлях. Молочные языки наползали на террасу, змеились по дорожкам. Траск знал, что это за туман.

Гарри сотворил дверь Мёбиуса и перенесся с берега реки, из-за садовой ограды, к стене дома, рядом с открытой створкой французского окна. Он слышал дыхание в комнате, биение их сердец. Один из них был Бен Траск. Пенни здесь не было, она была наверху. И Пакстон тоже.

— Господи! — выдохнул Тил, волоски у него на загривке встали дыбом. — Он здесь! Я чувствую тревогу — и ярость к одному из нас.

Траск поднял автомат, сделал шаг к окну, и еще один — через окно, в сад. Он стоял во тьме — его лодыжки окутывал туман — и вертел головой туда-сюда. Вверх он не поглядел. Вернувшись в комнату, Бен спросил:

— Ты говоришь, тревога? А ярость? Против кого? Против меня? Или тебя? На кого он, черт возьми, злится?

— Пакстон! — прошипел Тил. — Это из-за Пакстона!

Траск в ужасе посмотрел вверх. Там, наверху, Пакстон, Робинсон и девушка; у Гарри небольшой счет к Пакстону, а может — большой, и этот злобный маленький ублюдок держит под прицелом его женщину. Когда Траск расставлял людей в доме, он руководствуясь обычной человеческой логикой, полагал, что тот, на кого они охотятся, появится внизу, на первом этаже; потому он и отправил Пакстона с девушкой подальше, наверх: чтобы иметь возможность переговорить с Кифом до того, как они столкнутся с Пакстоном, дать Гарри хоть небольшую передышку, она ему наверняка нужна.

Но капкан не сработал; Траск мог бы сообразить, что некроскоп — особенная дичь, которая ходит по своим, только ему ведомым тропам. Но Пакстон, Пакстон! И Робинсон, у него ведь этот чертов огнемет!

— Наверх! — рванулся Траск к лестнице. — Давай живо!

Гарри тоже решил, что пора действовать. Он висел вниз головой, заглядывая в собственную спальню, руки с выросшими громадными присосками цеплялись за шероховатую кладку стен. Облачко, набежавшее на луну, размыло легшую на пол тень его головы. Он заглянул в дом лишь на мгновение, этого хватило. Сопоставив увиденное с мыслями людей в доме, он получил полное представление о происходящем. И, не дожидаясь, пока расстановка сил изменится, он начал действовать.

Отцепившись от стены, он создал дверь Мёбиуса и прошел сквозь нее прямо в спальню.

Робинсон тотчас почуял его и воскликнул:

— Он здесь! — крутанулся на пятке, вскинул огнемет и стал целиться то туда, то сюда.

Пакстон тоже почувствовал касание разума некроскопа в своем сознании — словно влажная улитка ползет по коже. Послышались голоса и топот прибежавших снизу Траска и Тила.

— Где он? — в ярости завопил Пакстон. — Где этот ублюдок?

Они с Робинсоном растерянно уставились друг на друга, потом взгляд Пакстона скользнул в направлении дула огнемета, где поблескивал язычок пламени запальника, а Робинсон перевел глаза на конец деревянной стрелы, вложенной в арбалет Пакстона. Оба рванулись к выключателю.

Пенни лежала обнаженная в постели, натянув до подбородка простыню. Гарри материализовался рядом с ней, под простыней. Не понимая, что происходит, она почувствовала прикосновение гигантских присосок, уже превращавшихся в пальцы, и вскрикнула!

Пакстон прочел все в ее сознании; Робинсон явственно ощутил близость Гарри, его мощную ауру; как только вспыхнула лампочка, они оба рывком развернулись к постели и выстрелили. Но поздно. Гарри уже создал дверь — прямо под собой, так что они с Пенни провалились через постель и исчезли из комнаты. Простыню Гарри прихватил с собой. В пространстве Мёбиуса, в объятиях Гарри, Пенни открыла глаза, вздохнула и снова зажмурилась. Все было в порядке, ее страхи исчезли.