После войны мировой, с началом войны холодной настало самое время пером и бумагой нанести удар по западному империализму — так считали участники заседания 1947 года, и это мнение протесту и обжалованию не подлежало. Не случайно друг Кима Лев Славин сказал о нем: «По внешним признакам забрили в строй приключенцев»[406]. Как забривали в солдаты, так и писателей рекрутировали в идеологическую армию Страны Советов. Но выступавший на заседании Роман Ким, вероятно, был счастлив такой мобилизации, рад возможности снова оказаться в строю. Его, только полтора года назад вышедшего из тюрьмы, не бывшего ко времени доклада членом писательской организации, не издавшего ни одной книги на обсуждаемую тему, позвали (интересно кто?), чтобы он рассказал о своем видении приключенческой литературы главного противника — Соединенных Штатов Америки. И пусть он еще не стал настоящим писателем, только подбирался в своих замыслах к первому серьезному детективу, которым станет вышедшая через четыре года «Тетрадь, найденная в Сунчоне», ему уже тогда было что сказать.

Во-первых, он вырос, был воспитан на японской литературе, в которой, в отличие от западного и даже от советского мира, написание детективов не было зазорным, не считалось «низким жанром». Близкий Киму Акутагава Рюносукэ создавал вещи, которые нельзя было назвать детективами, как нельзя назвать детективом «Преступление и наказание» Достоевского, но многие из произведений знаменитого японца, включая переведенный Кимом на русский язык рассказ «В чаще», — вещи, несомненно, остросюжетные. Почти ровесник Кима, родившийся в 1894 году в префектуре Миэ — родине кланов ниндзя, писатель Хираи Таро к 1947 году уже стал живым классиком японской остросюжетной прозы. Как и Ким, он восхищался Эдгаром Алланом По. Больше того, он взял в его честь псевдоним — произнесенное с японским акцентом имя любимого американского писателя: Эдогава Рампо. Как раз когда в Москве определяли направления развития детективного жанра, Эдогава создал в Токио Клуб японских детективных писателей (позже Рампо и Роман Николаевич станут друзьями по переписке — им было что обсудить).

Во-вторых, в период тесного общения с Борисом Пильняком Ким уже писал о японских детективах в статье «О современной японской литературе», изданной ВОКСом в 1926 году. Писал о том, что в Японии «ружей кирпичом не чистят» — не разделяют писателей на авторов низких и высоких жанров, потому что читателю нужны и те и другие. А писателям нужны аудитория и деньги. Ким уже тогда говорил о том, что высокопрофессиональные литераторы могут себе позволить сочинять беллетристику для популярных журналов — их уровень мастерства и репутация только выиграют от временной смены жанра. Умение сочетать высокий слог с захватывающим сюжетом не каждому дано. Кто так может, тот и есть — настоящий писатель.

Наконец, Ким уже не был лишь японоведом. За последние 20 лет, восемь из которых он провел в тюрьме, горизонты его литературных интересов расширились до идеальной формы — сферы, охватившей всю писательскую планету. Поэтому, говоря об американской литературе, интеллектуал и полиглот Роман Николаевич рассказывал будущим коллегам, многие из которых, несмотря на имеющиеся у них писательские звания и премии, были настоящими питомцами советских писательских организаций 1930–1940-х годов — плохо образованными и слабо эрудированными, — о литературе не только японской и американской. Он говорил о литературе мировой, подводя под свой доклад всем понятную пропагандистскую основу: «Виднейшие мастера художественной прозы параллельно пишут детективные произведения. Их серьезной репутации это не наносит никакого вреда. Уже по одному тому, что детективная литература входит в число полноправных жанров художественной литературы, ее нельзя игнорировать. Но прежде всего она заслуживает внимания, потому что является литературой, имеющей массового читателя»[407].

Именно поэтому, говорил докладчик, Америка — ГП («главный противник»), как уже начали именовать ее в своих закрытых документах бывшие соратники Романа Николаевича по госбезопасности, правильно понимает важность детективной литературы. Америка — «великая федеративная республика… ценит своих писателей, ценит в миллион экземпляров». Это справедливо, считал Ким, ведь «произведения американских детективных писателей с точки зрения литературной техники стоят на уровне художественной литературы». Рассказывая об этих писателях, он назвал коммуниста, позже, в годы печально известной «охоты на ведьм», попавшего в тюрьму Дэшила Хэммета, Эллери Куина (он фигурирует и в «Японских пейзажах» Кима, но на самом деле это псевдоним двух братьев Ли), эксцентричную, но безумно талантливую пьянчужку Крейг Райс (Джорджианна Рендольф), не менее яркого Рэймонда Чандлера и многих других восходящих звезд американского небосклона (многие, впрочем, поднялись туда ненадолго).

«Сейчас Америка ведет идеологическое наступление на весь мир, — вещал с трибуны Роман Николаевич, — “Тек” сейчас — одна из главных статей литературного экспорта Америки. “Тек” и кино — весьма эффективное средство завоевания рынков, их занимательность и доходчивость используются для духовного закабаления масс». «Тек» — это детективы в широком понимании этого слова. Духоподъемная патриотическая речь, разумеется, была обращена к «светлым чувствам» собравшихся, которым теперь предстояло дать «асимметричный ответ» американской идеологической экспансии, противопоставить пустенькому, хотя и щекочущему нервы — «духзахватывающему сюжету» высокодуховный советский детектив. В его центре должна будет располагаться, конечно, фигура не супермена с толстой «черчиллевской» сигарой в презрительно опущенном уголке рта, а затянутого в портупею советского героя на манер невозмутимого, проницательного и высококультурного «майора Пронина», тоже, к слову сказать, персонажа, родившегося еще до войны — в 1939 году (автор — Лев Овалов (Шаповалов) с 1941 по 1956 год сидел по той же 58-й — политической — статье, что и Ким)[408].

Ситуация на международном книжном рынке в то время была очевидно выгодной для Советского Союза — победа над Германией сулила торжество идей коммунизма во всём мире уже в самом скором времени. И даже страхи, которые питали западные страны перед всемирной революцией, могли служить хорошим стимулом для интереса к советскому «теку», для увеличения продаж и, как следствие, такой же всемирной победы советской детективной идеи. «В японском журнале в прошлом году — в самом архиреакционном журнале, где печатаются исключительно американские писатели (детективные и другие) — был напечатан рассказ Ефремова, и это очень характерно. Китайские и японские рынки сейчас проявляют большой интерес к советской литературе… Интерес показывает, что от нас ждут продукцию приключенческого сектора советской литературы», — говорил Роман Ким, не уточняя, где он этот журнал читал и что это было за издание вообще. В завершение доклада он напомнил о подрастающем поколении: всё ради них, ради молодых — чтение должно быть увлекательным и несущим полезную нагрузку. Детектив как способ интеллектуальной гимнастики и как средство воспитания высокой коммунистической морали — вот что надо советской молодежи.