Благодаря Дженни, которая, чуть вытянувшись в напряженном внимании, стояла в некотором отдалении, напоминая фигуру, что крепили на носу корабля, Уинстон смог на какое-то время перенестись в своем воображении в самое начало Британской империи, век ее расцвета, триумфа и славы. В этот краткий миг не имело никакого значения, что плывущие над головой облака нарисованы на холсте, что «Ривендж» является полноразмерной копией знаменитого корабля, стоящей в искусственном водоеме, и что роль сэра Френсиса Дрейка исполняет актер из Вест-энда. Все это выглядело достаточно реальным, чтобы взбудоражить кровь, и Черчилль напомнил своим слушателям, собравшимся в доке, что нация, в прошлом побеждавшая могущественные флоты, возможно, столкнется в недалеком будущем с другой мощной силой.

Это была затея Дженни. С энергией, неожиданной для ее пятидесяти восьми лет, она, тщательно продумав все детали, организовала публичную ярмарку, посвященную шекспировской Англии. Она создала компанию с ограниченной ответственностью, влезла в долги, нашла несколько щедрых вкладчиков, пообещав им, что они будут еще долгое время получать с этого прибыль, и выстроила тюдоровскую деревню в Лондоне — в районе Эрлс-Корта. Вдобавок к кораблю, который «вызывающе грозя врагам Англии» своими сорока гипсовыми пушками, плавал в пруду, находившемся в самом центре ярмарки, там имелась реконструкция шекспировского театра «Глобус», куда любители пьес времен Елизаветы могли приходить и смотреть спектакли, игравшиеся на сцене три раза в день. Вымощенные дорожки вели в коттеджи, таверны, ресторанчики, книжные киоски, «сомнительные местечки» и лавки, где продавались картины. Специально нанятые актеры, переодетые в костюмы елизаветинской эпохи, прогуливались по дорожкам и развлекали публику. Дженни не выручила от организованного ею празднества ни пенни. Большую часть деревни спланировал лучший архитектор Британии Эдвин Лютьенс.

Дженни открыла ярмарку 9 мая 1912 года. На празднике присутствовали и члены королевской фамилии, и представители света, кого она могла найти в тот момент. «Елизаветинские» моряки карабкались по снастям корабля Дрейка и оттуда приветствовали толпу своими криками, труппа актеров давала представление комедии Шекспира «Сон в летнюю ночь» в театре «Глобус», а Дженни устроила для всех своих друзей грандиозную вечеринку в таверне «Русалка». В последовавшие за тем месяцы в стилизованной деревушке прошло несколько балов, король и королева побывали там. Обычные смертные должны были платить шиллинг за вход.

Идея такого образовательного представления казалась многообещающей. Страна испытывала потребность пережить прошлые достижения. Не только Дженни и Уинстон проводили связь между военно-морскими угрозами времен Елизаветы и той новой опасностью, которая теперь грозила стране.

Одним из самых примечательных театральных событий 1912 года стала театрализованная постановка «Дрейк» Луи Наполеона Паркера. В театре Его Величества прошло более 220 ее представлений. В последнем, третьем акте разыгрывалось сражение, во время которого «Ривендж» брал на абордаж испанский галеон, и тогда зрители видели, как над помостами, изображающими корабли, поднимались вверх клубы дыма, и вся сцена то здесь, то там «озарялась внезапными вспышками пламени». Прекликающийся с современностью смысл победной речи сэра Френсиса Дрейка, произносимой в конце представления, был вполне понятен аудитории 1912 года.

«Мы открыли ворота в море, — провозглашал Дрейк, обращаясь к своим сподвижникам в финальной сцене, — и мы вам вручили ключи от всего мира. Вот это небольшое место, где вы стоите — превратилось в центр земли. Берегите наследство, которое мы оставили вам. Да, да! И учите детей самому ценному: что и в грядущих веках их сердца не должны сжиматься от страха, а руки не должны ослабнуть».

Однако, несмотря на широкую рекламу, ярмарка Дженни не вызывала такого же энтузиазма, как представление Л.Н. Паркера. К концу лета число посетителей заметно убавилось. Публика в Эрлс-Корте была отборная, но немногочисленная. Дженни истратила массу денег на бесплатные приглашения своим друзьям, большинство которых надеялось получить пригласительные билеты не только для себя, но и для всех знакомых. Потери были просто громадные — около 50 000 фунтов, но все они легли на плечи банков и вкладчиков, а не на Дженни. Британские газеты пытались преуменьшить потери. Но американская пресса оказалась более безжалостной. «Фиаско в Эрлс-Корте» — гласил заголовок в «Нью-Йорк Таймс». «Шоу провалилось, — писал репортер этой газеты, добавляя, что «друзья Дженни говорили, что сама она, должно быть, выручила немало, устраивая там званые обеды».

Но как могла женщина, всегда испытывавшая финансовые трудности, взявшаяся в первый раз за строительство тюдоровской деревни, собрать так много денег?

Ответ прост — это связано с самым крупным вкладчиком, и все банки, невольно связывая ее с Дженни, более охотно выдавали субсидии. Этим инвестором была владелица миллиона долларов — тридцатидевятилетняя вдова. Она не была подругой Дженни. Она была одной из любовниц ее мужа. К 1912 году брак Дженни с человеком намного моложе ее — Джорджем Корнуоллис-Уэстом — находился на грани разрыва. Ее муж не прилагал ни малейших усилий, чтобы скрыть свои отношения с другими женщинами. Одной из них была независимая американка, жившая в Париже. Прозванная «Жестяной наследницей», Нэнси Стюарт из Зейнесвилла, штат Огайо, уже успела побывать в браке, развестись, после чего встретила богатого промышленника и вышла за него замуж. Он баловал ее восемь лет, а потом умер в Париже в 1908 году, оставив ей богатое наследство.

Возможно, вклад Нэнси был своего рода платой за нескромность Джорджа. Дженни убедила его попросить Нэнси внести 15 000 фунтов на организацию празднества. По нынешним временам эта сумма равняется 75 000. После смерти Дженни и Нэнси, — когда ни одна из них уже не могла опротестовать его слова, Джордж писал: «Я как раз собирался ехать в Париж, где тогда жила Нэнси, и я сказал ей о предложении Дженни… Она согласилась и, что я с большим сожалением признаю, не получила назад ни пенни. Ни разу она даже не поворчала по этому поводу, и никогда не упрекнула меня ни единым словом за ту роль, которую я сыграл в этом деле». Потом Нэнси вышла замуж за греческого принца Христофора. А к концу 1912 года Джордж и Дженни разъехались.

Оборачиваясь в прошлое, понимаешь, почему центральной частью ее дорогостоящей ярмарки Дженни сделала корабль под названием «Ривендж» («Месть»). Устраивая многочисленные вечеринки и званые обеды в таверне «Русалка» и в тюдоровском банкетном зале, она, наверное, испытывала особенное чувство удовлетворения, зная, что все это оплачено «другом» Джорджа из Парижа.

Нэнси, которая станет греческой принцессой Анастасией, — наверное, даже не представляла, насколько ее вложение помогло обеспечить скромную рекламу, полезную для первого лорда адмиралтейства и Королевского флота. После того, как Дженни выжала все, что можно, из «деревушки» для себя, своих друзей и знаменитого сына, она задумалась о том, как примут все это в Америке? Когда Кейт Кэрью, колумнистка из газеты «Нью-Йорк Таймс», бравшая у Дженни интервью, спросила ее, возможно ли повторить празднество, она тотчас радостно откликнулась, что будет рада, если новые вкладчики помогут ей перевезти все это за океан. Кейт сочла, что все это только слова, хотя Дженни и могла верить в эту затею.