В донесении говорилось, что 3-я бригада 42-й стрелковой дивизии, продвигавшаяся к линии фронта без оружия, попала под удар белоказаков и потеряла около полутора сотен человек; бригада была бы полностью уничтожена, если бы не подоспели на помощь части 6-й кавалерийской дивизии.

— Вот вам и результат наступления «согласно приказу», — вслух подумал я и рассказал Городовикову о своей встрече с 3-й бригадой, а в заключение прочел донесение Тимошенко.

— Эх, попал бы мне командир этой бригады… — зло бросил Городовиков. — Стрелять надо таких, и больше ничего.

Взволнованный участью 3-й стрелковой бригады, я долго молча ходил по комнате.

Вдруг дверь распахнулась и в комнату ввалился здоровенный краснолицый детина. Обращаясь ко мне, он забасил:

— Вы будете кавалерийский начдив? — И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Я командир 3-й бригады 42-й стрелковой дивизии. Представьте себе, второй день ищу свою бригаду, а ее и след простыл. Вот вам и пехота не шагает, а летит…

Я, до боли сжав кулаки, шагнул навстречу вошедшему.

— А, вот вы где! Вот как вы командуете!

Городовиков, положив руку на кобуру нагана, искоса угрожающе поглядывал на краснолицего.

— Где вы были, когда бойцов вашей бригады рубили казаки? — едва сдерживая себя, спросил я этого горе-комбрига.

Он залепетал что-то невразумительное и, озираясь по сторонам, начал пятиться к двери, споткнулся о порог комнаты и с грохотом вывалился в сени. Городовиков бросился за ним и ловко угостил его тумаком. Вернувшись, Ока Иванович пожаловался:

— Зло берет, упустил. Здоровый, черт, я его… а он на лошадь вскочил и ускакал.

Расстроенный и возмущенный случаем с 3-й стрелковой бригадой, я поехал в Велико-Михайловку, решив найти начальника 42-й дивизии и арестовать его. Но найти начдива сорок второй мне не удалось. Побывав в частях и осмотрев в Велико-Михайловке помещения, приготовленные для штаба армии, поздно вечером я приехал в Новый Оскол.

Меня встретил комендант штаба армии Гонин.

— Где Погребов? — спросил я Гонина.

— Да носится где-то со связью, товарищ командарм. Опять какой-то полк 42-й стрелковой дивизии перехватил провод…

Вскоре в штаб прибежал Погребов. В ответ на мой вопросительный взгляд он, поеживаясь, развел руками…

Я сердито накинулся на него.

— Какая сатана там перехватывает связь?

В это время в комнату к нам вошли два командира и представились. Один из них оказался начальником штаба 42-й стрелковой дивизии, второй начальником связи этой дивизии.

— Вот вы мне и нужны. Кругом отличается 42-я стрелковая дивизия, а начальника не найдешь!

Я был намерен отчитать их так, чтобы помнили всю жизнь, но вбежал Гонин и прервал меня.

— Связь в семи километрах от Нового Оскола перехватила 42-я стрелковая дивизия, — доложил Гонин. — Связисты 42-й дивизии потянули провод в город.

— Как это потянули? — обратился я к начальнику штаба дивизии.

— Возможно, что так, — ответил тот. — Но вы не беспокойтесь, связь тянут в штаб дивизии, а мы к вашим услугам.

— Ну, хорошо, — согласился я. — Вы только проследите за своими людьми. Со связью у меня скандал, и всё из-за ваших частей. Давайте сверим часы, и ровно через четыре часа доложите мне, что связь с фронтом установлена. Вот мой начальник штаба. Держите с ним связь.

Все ушли… Я лег спать и ровно через четыре часа проснулся.

Вошел Погребов.

— Связь есть? — спросил я.

— Нет, Семен Михайлович.

— Как нет?

— Куда-то пропали эти из сорок второй дивизии.

Я вышел из себя.

— Где Гонин? Пусть сейчас же подает сани!

В сани сели я, Погребов, начальник снабжения армии Сиденко и Гонин. Приехали в штаб 42-й стрелковой дивизии, а там, кроме часового, — никого.

В помещении штаба дивизии, освещенном тусклым светом фитиля, стоял длинный конторский стол да несколько старых, ободранных стульев. В маленькой прихожей были свалены в кучу несколько мешков с бумагами, десяток катушек с проводами и какие-то полуразбитые ящики.

— Где начальство? — спросил я у часового.

— Не знаю.

— А что же ты здесь стоишь?

— Вот свалили, — часовой кивнул на кучу имущества, — поставили и стою.

Я устало опустился на стул: какие негодяи! И как я им мог поверить! Наговорили и скрылись.

— А вы тоже хороши, не проверили этих мошенников! — напустился я снова на Погребова и Гонина.

Вдруг дверь распахнулась и в помещение вошел человек в венгерской куртке и папахе с малиновым верхом. Я взглянул на вошедшего и решил: начдив сорок второй; я его ищу, а он тут собственной персоной.

— Где ваша третья бригада? — резко в упор спросил я вошедшего.

— Какая бригада?

— Вон как! Подумать только — какая бригада! Да вы ничем не отличаетесь от своих подчиненных, вы такой же, как и командир этой бригады!

Вошедший снял пенсне и, слегка приоткрыв рот, с удивлением рассматривал меня.

— Позвольте сказать… — попытался он прервать меня.

— Что сказать? Сказать, что вы все-таки начдив… и кричать на вас не всякому позволено… Бездельник вы, а не начдив!

— Это неслыханно! Кто вас уполномочил кричать на меня?

— Там люди гибнут по вашим дурацким приказам, а вы — кто уполномочил!!!

Видно, поняв, что словами меня не убедить, он достал из кармана документ и положил на стол. Стоявший рядом со мной Погребов посмотрел документ и испуганно сказал:

— Семен Михайлович! Вы ошиблись! Это не начдив, а член Реввоенсовета 13-й Красной армии и наркомфин Украины товарищ Пятаков!

Извинившись и объяснив Пятакову, чем было вызвано мое возмущение, я уехал в штаб армии.

К утру Погребов доложил, что связь установлена и что из штаба фронта получено устное указание — действовать на Валуйки впредь до приезда в армию командования фронтом, которое уточнит задачу.

Вскоре меня вызвали к прямому проводу для разговора со Сталиным.

— В чем дело? — спросил Сталин. — Меня ночью подняли и доложили, что у вас был неприятный разговор с Пятаковым. Как это произошло?

Я доложил. После этого Сталин передал, что он с командующим фронтом приедет к нам, вероятно, 6 декабря.

4

С утра 4 декабря Конармия продолжала наступление и к вечеру, выбив противника из Волоконовки, сосредоточилась в районе Александровка, Ютановка, Волоконовка.

5 декабря был отдан приказ на преследование противника с задачей перерезать линии железных дорог Волчанск — Купянск и Валуйки — Купянск. В дальнейшем имелось в виду овладеть Валуйками и наступать на Купянск.

Несмотря на оттепель и тяжелые дороги, наступление Конармии продолжалось успешно. Противник был подавлен морально и физически. Его разъезды и полевые караулы при появлении наших передовых частей, не принимая боя, отходили. По показаниям пленных, конные и пехотные части белых вследствие больших потерь, понесенных ими в последних боях, были