Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лукас сидит, почти касаясь их коленями, подавшись вперед и держа голову ниже, чем они, демонстрируя близость. Много жестов руками, редкие прикосновения. Они вздрагивают от каждого.
Алексия их не винит. Даже при минимальном уровне безопасности у каждой двери в обе стороны кольца стоят эскольты. Теофил захвачен. А вот мальчик… с мальчиком все по-другому.
Хайдер сидит напротив Алексии в кресле, сгорбившись, расставив ноги, опустив руки между коленями. Белая толстовка и леггинсы. Белейшая кожа из всех, что она видела на Луне; черные волосы ниспадают, прикрывая один глаз. «Это придает тебе милый вид, и ты в курсе», – замечает Алексия. Мальчики бывают милыми, симпатичными и хрупкими. Потом половое созревание превращает любого из них в кошмар.
Она пытается не думать о Кайо там, в Бразилии.
Она листает краткие инструкции. Разведка Лукаса сработала основательно. Манинью знает про Хайдера то, чего не знают его воспитатели. Он любит слова, истории. Те истории, которые пишет сам и с неохотой дает читать другим. Истории, которые пишет сам и не дает читать никому. Истории, которые он не позволит читать: те, что про его самого лучшего друга Робсона, которым Хайдер слегка… увлекся.
– Что вы хотите, чтобы он передал, сеньор Корта? – спрашивает селенолог Арджун.
– Я не стану вам лгать, – отвечает Лукас. – Яд, которым убьют Брайса Маккензи.
Арджун и Макс, профессор поэзии, тихо вскрикивают от ужаса.
– Политическое убийство? – спрашивает Макс. Из двух воспитателей Хайдера он выше ростом, у него борода – соль с перцем. Настоящий профессор поэзии.
– Робсону будет угрожать опасность, пока Брайс Маккензи жив, – говорит Лукас. – И поскольку я здесь, поскольку Вагнер приходил к вам, – вы тоже в опасности, пока Брайс Маккензи жив. Боюсь, теперь вы – часть всего этого.
– Я не просил о… – начинает Макс и умолкает, осознавая тщетность своих доводов.
– Я буду вас защищать, – говорит Лукас. – Столько, сколько понадобится.
– А Хайдер? Что насчет него? Вы просите нашего сына, чтобы он отнес смертельный яд в самое сердце «Маккензи Гелиум», – говорит Макс.
– Я прошу, чтобы он навестил лучшего друга, – исправляет Лукас. – Проблем не возникнет, он поедет туда по распоряжению УЛА. Ему ничто не будет угрожать.
Макс фыркает с болезненным презрением.
– Вы так говорите, а как же ваш племянник? – встревает Арджун. – Вы должны были его охранять. Это подвергнет Робсона смертельной опасности.
– Робсон и так в смертельной опасности. Вам известно, какая у Брайса Маккензи репутация. Есть вещи похуже смерти.
– Я сделаю это, – говорит Хайдер, и его голос заполняет комнатку. Мальчик смотрит свирепо и решительно из-под челки. – Я пойду. Ради Робсона.
– Мы запрещаем! – отрезает Макс.
– Пусть говорит, – не соглашается Лукас.
– Нечего говорить, – отвечает Хайдер. – Я это сделаю – и все тут. Это надо сделать. И никто другой не справится.
– Мы твои опекуны, – говорит Макс. – Твои родители.
Арджун накрывает руку око своей.
– У нас нет власти. Он может сделать, что захочет.
– Рад, что вы меня поняли, – говорит Лукас. – Можете не сомневаться, он не будет один. Хайдера сопроводит – так далеко, как получится, – официальный представитель УЛА. Моя собственная Мано ди Ферро.
– Вспомогательный персонал – тут, под рукой.
Лукас ведет руководителей УЛА через переносицу к северному глазному яблоку. Его трость громко стучит по полированному каменному полу.
– Ваш зал заседаний. Для тех случаев, когда совещаний по сети недостаточно. Секретность и безопасность обеспечены. – Он указывает концом трости на другое каменное лицо, видимое сквозь окно-зрачок. – Мой собственный офис. Глаза в глаза, так сказать.
– Ошала, Владыка света и начал, – говорит Ансельмо Рейес. – А нас разместили внутри Омолу, ориши смерти и болезней.
– Еще – исцеления, – уточняет Лукас. – И он к тому же хранитель кладбищ.
Ван Юнцин недовольно поджимает губы.
– Неэффективно делить и дублировать наши усилия между Меридианом и Боа-Виста.
– Я предвижу переезд всей УЛА в Боа-Виста. Можно выдвинуть много аргументов в пользу отделения столицы от самого большого города. На Земле такое часто практиковалось, хотя и не в ваших государствах. Боа-Виста станет нашим собственным, частным городом.
– Вашим частным городом, – уточняет Ван Юнцин. – А члены УЛА станут вашими заложниками.
– Это недружелюбная формулировка, мадам Ван.
– Но соответствующая течению событий на Луне, сеньор Корта. УЛА обеспокоена.
Среди саженцев кричат птицы. Синяя бабочка-морфо тяжело пролетает мимо северного глаза Омолу. Мысль, адресованная Токинью, – и эскольты приносят кресла. Все подготовлено и срежиссировано – Лукас не допустит отклонений от сценария.
– Мы одобрили и аккредитовали вашу ассистентку, – говорит Моника Бертен.
– Мою Мано ди Ферро, – отвечает Лукас. Земляне ненавидят этот титул. Он кажется им пережитком Средневековья, атавизмом. Поэтому Лукас использует его с наслаждением.
– И мальчика, – добавляет Ансельмо Рейес. – И обеспечили небольшой эскорт.
– Спасибо, – говорит Лукас.
– Мы не спросили, в чем ваш интерес, – замечает Ван Юнцин. Она сидит, сложив руки на коленях. Сотрудники Лукаса приносят стол, подают чай. – Это не одолжение. Наше предприятие – деловое, и цели у нас коммерческие.
– Я деловой человек, – говорит Лукас.
Ван Юнцин холодно смотрит на него.
– Я в этом не уверена, сеньор Корта. Не в том смысле, как мы это понимаем. В последнее время вы посылаете миссии, проводите совещания – заключаете сделки – без нашего одобрения.
– Работа такая, мадам Ван.
– Мы обеспокоены, – говорит Ансельмо Рейес.
– Земля обеспокоена, – прибавляет Моника Бертен. – Недавно вы послали свою личную помощницу в Святую Ольгу, чтобы заключить с Воронцовыми сделку о сотрудничестве.
– Система космических лифтов «Лунный порт», – говорит Ансельмо Рейес. – Я знаю, что мы полагались на катапульту ВТО в качестве аргумента на крайний случай, но в сочетании с монополией на доступ к транслунному пространству… Земля на такое не пойдет.
– Цена услуги, которую мы вам оказываем, такова, – говорит Ван Юнцин. – ВТО просила поддержки в совете. Вы наложите вето на проект. Никакой демократии. Мы друг друга хорошо поняли?
– Моя позиция ясна как никогда, – говорит Лукас Корта.
Машина уже некоторое время едет сзади, подстраиваясь под темп Марины, которая ковыляет по дороге на костылях. Хрустит гравий, шуршат шины. Марина чувствует преследовательницу как дуло, прижатое к затылку.