Вот почему сохранение русского языка есть основа безопасности русской нации, и на его защиту должны быть направлены охранительные действия государства, положившего во главу своей политики доктрину национальной безопасности.

Но как фальшивы в устах нынешнего правления заверения о радении за национальные интересы, лицемерно провозглашаемые посреди вымирающего народа, так лживы и обещания властей проводить национальную языковую политику посреди разрушаемого ими же русского языка. На деле власти проводят антинациональную языковую политику, последствия которой столь же губительны для русской нации, как и многочисленные экономические диверсии сегодняшних правителей России против национального народного хозяйства.

Сегодня много пишут и говорят, что опошление русского языка уродует духовную жизнь нации, что развращение русского языка поражает физическое здоровье нации, но важно увидеть главную опасность: помрачение русского языка, искажение его понятий и слов, насаждение чужих и чуждых ему понятий и слов стремительно помрачает рассудок нации, лишает русских способности отличать добро и зло, искажает коренные понятия чести и совести, как ржа разъедает государственно-политические основы нации, делая нас неспособными к самоуправлению и единству

Обработка народного сознания идет сразу по нескольким важнейшим для национальной безопасности направлениям. Подвергается усиленной словесной бомбардировке обороноспособность страны. По армии, ее солдатам и офицерам бьют прицельно, без промаха. Как, к примеру, средства массовой информации называли Российскую армию, победившую Мамая, Карла XII, Наполеона и Гитлера, но терпевшую поражения в первой и второй чеченских войнах? Ничего не говорящим ни уму, ни сердцу — «федеральные войска». Как именовали они русского солдата, наследника героев Плевны, Сталинграда, Бородино?.. И того безроднее — «федерал». Осознанная, умело просчитанная подмена слов точно воздействовала на сознание народа, который видел в «федералах» одно лишь карательно-истребительное назначение, переставал чувствовать кровное единение со своим защитником — русским воином, не хотел отдавать сыновей в «федералы», не понимал, зачем вообще нужны эти «федеральные интервенты». Тем более что «федеральные войска» сражались в Чечне не с бандитами и сепаратистами, а с «партизанскими формированиями», возглавляемыми «полевыми командирами»! Ясно, что волей-неволей народ сочувствовал именно чеченским «партизанам и полевым командирам», а не русским «федералам». Средства массовой информации, принявшие сторону чеченцев, на языковом фронте победили в этих войнах Российскую армию. Трюк словесных мошенников прост: имя Родины-России в названии армии заменили на безродное «федерация». Имя солдата, славное столетиями побед, заменили уродливым новообразованием «федерал», чужим, инстинктивно неприязненным, звучащим почти как «дебил»… У слов же «партизан», «командир» в русском языке отчетливая героическая окраска.

Хитроумным словесным тараном рушится необоримая прежде крепость доверия и любви народа к своей армии, к своим защитникам. С переходом армии на контрактную систему, которой так рьяно добиваются демократы, они, достигнув заветной цели, с деланым отвращением заклеймят наших солдат «наемниками», и тогда разрушение Российской армии, окончательное разобщение ее с народом будет ими победно завершено. Именно такова уже не раз опробованная в других странах с марионеточными режимами схема разрушения национальных войск, не способных к обороне от внешнего врага, но умело направляемых на подавление своего народа.

Не менее опасно для национальной безопасности насаждение в русском языке блатного жаргона, уголовных понятий и слов. Напитавшись ими от низкопробных ежедневных теледетективов, а больше от ежечасной мельтешни приблатненных телекомментаторов и комментаторш, начинаем вслед за ними использовать в обыденной домашней и служебной речи завшивленные, пропитанные вонючим запахом нар, грубые и отвратительные, как плевки, слова, которые и словами-то нельзя назвать: мент, крутой, крыша, лох, завязал, заложил, подставил… Приучаем своих детей к лагерному языку, будто растим их для тюрем и лагерей.

Блатная безобразная «феня» через телевидение, радио, печать активно внедряемая в наше сознание, совсем не безобидна, она рождает в обществе преступную агрессивность, звериную жестокость, разделяет народ на «лохов» и «крутых», формирует в обществе криминальные взгляды на жизнь. Причем криминальную психологию рождают прижившиеся в русском языке слова воровского жаргона, не имеющие к нашему языку ни малейшего отношения. Блатной жаргон почти весь родом из идиш, все эти фраера и шахер-махеры, ксивы и малины, параши и халявы — навязаны нам еврейским бытом в XIX веке. Только чуждая русским преступная психология могла породить у слова марвихер значение «вор высокой квалификации» на основании еврейского марвиах «получать доход». Так укореняется чуждое нам представление, что доходы можно получать воровством. Криминальные представления о жизни явились основой для переосмысления еврейского хевер — «общество, содружество, товарищ, друг» в блатное хевра — «воровская компания, шайка». Выходит, что не содружество у них, то шайка. И даже слова из семейного, обрядового быта евреев переиначиваются в блатную «музыку». Еврейское «устроить свадьбу» в русском воровском арго преобразовалось в хипеш — «шум, суматоха, ограбление при участии проститутки». Какое, скажите, мы, русские, имеем отношение к этой преступной психологии, выраженной в столь уродливой языковой картине мира? Разве мы подразумевали когда-либо под словом дружина или отряд воровскую шайку? Разве свадьба могла бы у нас обозначать грабеж? Да и слово зарабатывать в русском означает — получить при помощи работы, труда, а не воровскими кознями. Но ядовитые жаргонные слова и понятия, стоящие за ними, все прочнее связывают наше сознание, мы уже не отдаем себе отчета, что из идиш и воровского арго пришли к нам стырить и шарить, хана и шкет. Слова эти заряжают человека энергией превосходства в хитрости, обмане, пронырливости, — все, что было не в чести у русских, теперь утверждается как достоинство.

Язык преступников, который навязывают нашей молодежи, воспитывает у ребят — таковы законы языкопо-знания — не только преступное мышление, но и преступное поведение. Миллионы людей, мыслящих уголовно, подчиняясь волчьим понятиям своего блатного наречия, готовы вцепиться в горло всякому, вставшему им поперек дороги. Опасный, заставляющий содрогнуться путь к поголовной бандитизации страны.

Языковое воспитание преступного сознания, подрыв доверия через слово к важнейшим государственно-политическим устоям, каковым является армия, — это продуманное разрушение национального разума, творимое властью через прессу. Каждое из этих действий, как любое оружие, имеет свою цель, свой радиус поражения, свой масштаб потерь, но все они служат выполнению общей стратегической задачи, подчинены идее выжигания национальной души.

Той же идее подчинено бесстыдное иноязычие-косноязычие тех же средств массовой информации и их хозяев, выпускающих законы и постановления, небрежно переведенные с чужого языка, это воинствующее чужеземное вторжение на пространства русского языка. Словари русского языка последних лет бьют тревогу: в России появился агрессивный языковой мутант, который, по примеру французского американизированного уродца «франгле» и германского американизированного калеки «герлиш», можно с брезгливостью именовать «русиш», но никак нельзя назвать русским языком. Оккупация иноязычия час от часу нарастает. Вслед за менталитетами, консенсусами, презентациями набежали полчища памперсов, перформансов, дилеров, гарантов и прочих языковых проходимцев. А чтобы население лучше и быстрее усваивало новоречие, огромными тиражами выпускаются толковые словари и энциклопедии новояза.