Неожиданно полицейскому пришла в голову еще одна мысль.

— А что вы сами, собственно, знаете о вашем зяте? О его семье, его юности? О его прошлом?

Он буквально видел, как мать Инги отрицательно покачала головой.

— Я практически ничего о нем не знаю. И Инга тоже. Вокруг моего зятя все так запутано… Ах, мне действительно хотелось бы, чтобы Инга никогда его не встречала. Никто из нас не знает его родителей. Мариус лишь упомянул, что его отец в детстве превратил его жизнь в ад. Понятия не имею, что он имел в виду. Я также не знаю, кто его отец по профессии, где живет… Однажды, будучи в гостях у Инги, я посмотрела в телефонной книге сведения о Петерсах, но их там оказалось так много… Однако по-настоящему я все же не наводила справки — мне кажется, что я даже не хотела ничего знать. И Инга тоже. Во всяком случае, Мариус настаивал на том, чтобы после свадьбы взять фамилию Инги. Чтобы провести окончательную черту под его прошлым, как он выразился.

— Хм, — произнес Кронборг и решился сделать еще один шаг. Родители Инги были в Дании и, вероятно, не читали немецких газет, так что ничего не знали о двойном убийстве стариков Леновски. Но теперь пресса могла очень быстро узнать о существовании бывшего приемного сына убитых, и тогда на страницах газет появится портрет Мариуса Хагенау. Будет лучше, если семья Инги узнает обо всем заранее. — Вам не было известно, что Мариуса Петерса в возрасте шести лет забрали у его родных родителей? — спросил он. — Из-за в высшей степени пренебрежительного выполнения ими родительских обязанностей?

На другом конце провода воцарилось короткое растерянное молчание, а потом послышалось бурное дыхание.

— Нет, — ответила мать Инги, — нет. Это мне не было известно. И моей дочери наверняка тоже нет.

— Мариус Петерс вырос в семье приемных родителей. Фреда и Греты Леновски. Адвоката и его супруги.

Новости, видимо, действительно еще не дошли до матери Инги — она никак не отреагировала на упоминание фамилии Леновски.

— Ах… — только и произнесла она, а затем, видимо, предчувствуя недоброе, догадалась, что за вопросами комиссара о ее зяте крылось намного больше, чем Кронборг был готов признать. Ее дыхание участилось. — Что… что с моим зятем, господин комиссар? Что связывает его с преступлением, о котором вы упомянули? Что с его приемными родителями?

— Их убили, — ответил Кронборг, — но нет никаких гарантий, что Мариус Хагенау в этом замешан. Он — единственный родственник — почти — этих пожилых людей. Может быть, он больше знает об их жизни и сможет дать нам сведения о преступнике…

Собеседница ему не поверила. Она позвала своего мужа; при этом ее голос оборвался и перешел в ужасные, растерянные рыдания.

7

Взобравшись на последние ступеньки, Инга вконец запыхалась. Подъем к соседнему дому был намного круче, чем к участку Ребекки, к тому же она была ослаблена, голодна и хотела пить. Но смертельный страх мобилизовал те ее силы, о существовании которых она даже не подозревала.

За все это время беглянка ни разу не остановилась. Проворно, как белка, она скользнула между скалами, не глядя вниз. Несмотря на то что ярко светила луна, Инга легко могла оступиться или споткнуться, а подвернутая лодыжка означала бы для нее конец. Но у нее, наверное, был хороший ангел-хранитель. Она спустилась вниз без происшествий и споткнулась уже на песке, после чего коротко оглянулась назад, со страхом ожидая увидеть Мариуса в виде огромной, черной тени высоко над собой, стоящего на утесе. Но там никого не было. Либо он еще не обнаружил ее побег, либо же ему ни на мгновение не пришла в голову мысль о том, что Инга могла выбрать этот абсурдный путь бегства через пляж.

Подъем был тяжелым, а поскольку она еще никогда не ходила по этим ступенькам и совершенно не знала, что ждет ее впереди, продвигалась Инга намного медленнее, чем могла бы. Некоторые ступеньки располагались так высоко, что женщина могла забраться на них только на четвереньках.

"Помоги мне, Господи, чтобы я смогла выдержать путь до деревни внизу!" — думала она.

Если Мариус все же вычислил ее путь, то он встретит ее здесь, наверху, с холодной улыбкой — это было бы в его духе. Сердце Инги начало бешено колотиться, как только она забралась на пригорок между последними двумя скалами. Если ее муж здесь, то для нее все потеряно. К тому же никто не услышит ее криков. Вероятность того, что хозяева этой летней усадьбы окажутся дома, была слишком мала.

Но ее никто не ждал. Никто не вынырнул из темноты, никто не схватил ее руку жесткой хваткой. Не было слышно никаких шагов. Под ней шумело море, где-то кричала чайка. В остальном все было тихо.

Инга двигалась пригнувшись, поскольку ее все еще можно было увидеть с утеса на другой стороне. Она проклинала яркий свет луны, хотя и знала при этом, что без него ей пришлось бы преодолевать спуск и подъем через скалы намного медленнее и это было бы гораздо сложнее. Но в данный момент лунный свет был ее врагом. Если Мариус попытается отрезать ей путь в деревню, то при таком освещении ей придется нелегко.

Пройдя мимо еще какого-то участка, она оглянулась через плечо и поняла, что ее уже нельзя увидеть со стороны дома Ребекки. Тогда беглянка рискнула наконец вновь двигаться выпрямившись в полный рост. У нее кололо в боку, легкие болели. Долгое сидение скрючившись, связанной на стуле в гостиной все еще давало о себе знать.

"Если б у меня был хоть глоток воды, то мои силы удвоились бы!"

Несмотря на то что ей нужно было пройти обходным путем через огромный участок, она все же сделала большой крюк к соседнему дому, лелея маленькую надежду, что в нем кто-нибудь окажется. Но и тут Инга была начеку: она не стала продвигаться прямиком через площадку, а оставалась у края, скрываясь под тенью отдельных деревьев. Он мог быть везде. Мог появиться с любой стороны.

Соседний дом был больше, чем у Ребекки, и выглядел немного бесвкусно — где-то эркер, где-то башенка, а многочисленные террасы были окружены белыми зубчатыми стенами. Усадьбе пытались придать испанско-мавританский стиль, который часто встречается в регионе Камарг, но здесь, в Провансе, он был не к месту. И самое главное — в доме совершенно точно никто не проживал. Коричневые оконные ставни были накрепко заперты, а их шарниры заросли паутиной, внутри было совсем темно. На покрытой щебнем площадке перед домом не было машин, а многочисленные чаши для цветов, стоящие вдоль ведущей вверх, к входной двери в дом, лестницы, пустовали. В это лето сюда никто не приехал. Может быть, хозяева наведаются в этот дом только в сентябре.

"Для меня, во всяком случае, будет уже слишком поздно".

Инга на мгновение притаилась у дома и попыталась успокоить дыхание. Теперь начиналась самая опасная часть пути — если она собиралась отправиться обратно, мимо дома Ребекки, чтобы добраться до деревни. Ей нельзя было громко пыхтеть, проползая через кустарники, — любой звук мог ее выдать. На секунду ею одолело искушение отказаться от этого плана и пойти по узкой улице в другом направлении. Дома Ребекки и ее соседей располагались довольно далеко от населенного пункта, и Инге была незнакома эта местность, но она предполагала, что дальше наверху тоже иногда встречались дома; есть надежда, что там есть люди. Но также могло статься, что она будет бесконечно идти вперед и никого не найдет. Она истратит свои последние силы и в конечном итоге заблудится в лесах Кап-Сисье, куда вела дорога.