В.Л. Комарович отметил, что княжеские родовые имена исчезают «одновременно с внецерковной молитвой предку в поколении сыновей Александра Невского в конце XIII столетия».

Безусловно, рубеж окончательного воцерковления русской государственности связан не случайно с именем и деятельностью князя Александра и может быть отнесен на счет совершенно осознанной новой политики. Такой вывод напрашивается из анализа наименования сыновей княжеского рода. «Остаткам языческой культуры на Руси золотоордынское “иго” причинило, кажется, более серьезный урон, чем церковной вере. Само это бедствие воспринималось тогда как наказание за грехи. А одним из грехов должно было представляться современникам как раз то, что и составляло особенность предыдущей эпохи, — сближение художественного Прошлого с художественной Вечностью, языческой и церковной культур почти до исчезновения пропасти между ними».

Пастыри в то время неустанно напоминают пасомым о необходимости решительно и бесповоротно отказаться от всех пережитков язычества.

Об этом тоже ясно говорит, обращаясь к пастве, Серапион Владимирский: «Аже еще поганьского обычая держитесь: волхованию веруете… Печаленъ есмь о вашемъ безумьи, молю вы, отступите делъ поганьскыхъ».

Невозможно не процитировать и слова, которые относят к митрополиту Кириллу, чья судьба тесно переплетена с жизнью святого князя Александра и чьи воззрения, несомненно, оказали определенное влияние на политический и духовный выбор князя. Вот что пишет по этому поводу автор «Истории русского народа» Н.А. Полевой: «Ряд святителей русских есть почти непрерывный ряд светил, утешительных во мраке прошедшего. Они не знали страха, огражденные саном своим, и истина была словом их среди ужасов самого свирепого рабства. “Какой прибыток получили мы, оставив правила Божий?” — говорил Кирилл на Соборе Владимирском. “Не рассеял ли нас Бог по лицу всей земли? Не пали ли сильные наши и князья острием меча? Не отведены ли в плен чада наши? Не запустели ли святые Божий церкви? Не томимы ли мы на всякий день от безбожных и нечестивых поганых? Все сия совершилась за то, что мы не храним святых правил”. Когда же сказаны были эти слова?.. В 1274 году! Так религия питала мысль о спасении Отчизны, утешала надеждою освобождения и до того слила мысль об Отчизне и Церкви в понятие русса, что они не различались у него более: умирая за князя и Отчизну, он умирал и за Церковь Божию, с надеждою венца мученического. Мысль эта достигла нашего времени. С 1261 года ханы ордынские позволили учредить даже в Сарае особенного епископа и причт духовенства, ибо в сем месте пребывания ханов всегда бывал съезд русских всякого звания и многие русские жили там даже постоянно. Словом, христианскую веру должно почесть главнейшим, если не единственным средством спасения, сохранившим бытие Руси. Русс покорствовал, унижался духом, терял свою национальность, принимал обычаи, нравы, одежду своего властителя, но помнил, что он христианин, и оставался руссом и христианином, пока религия не повела его в открытую борьбу против поганого властителя и не указала ему победы».

Необходимо подчеркнуть, что «…своей цели такого рода проповеди, по-видимому, достигали: не с тех ли пор, как Русь оказалась поделенной татаро-монголами и литовцами, языческим Востоком и языческим Западом, и постаралась оставить позади свое “поганьство”, “православный” (или “православные”) на века сделалось обращением русских друг к другу… Святой благоверный великий князь Александр Невский (один из первых, чье родовое имя нам неизвестно), герой того времени, святой, представляется не как герой-полководец, защитник своих рода и земли от шведов и немцев, а как политик, — один из тех, кто сделал возможным православно-христианское возрождение страны, начавшееся через поколение после него, несколько десятилетий спустя. Ведь он имел полную возможность примкнуть к римско-католическому миру, к чему приглашал его, предлагая даже королевскую корону, римский папа Иннокентий IV, повести совместную с рыцарями-крестоносцами борьбу против татаро-монгольской Золотой Орды, в том числе, значит, против Великой Руси. Читаем в его Житии: “Некогда де придоша къ нему послы от папы из великаго Рима, ркуще: “Папа нашь тако глаголет: Слышахом тя князя честна и дивна, и земля твоя велика. Сего ради прислахом к тебе от двоюнадесятъ кардиналу два хытрейша — Агалада и Гемонта, да послушавши учения ихъ о законе Божий”. Князь же Александръ, задумавъ съ мудреци своими, въсписа к нему и рече: “От Адама до потопа, от потопа до разделения языкъ, от разделения языкъ до начала Авраамля, от Авраама до проития Иисраиля сквозе море, от исхода сыновъ Иисраилевъ до умертвия Давыда царя, от начала царства Соломона до Августа и до Христова рождества, от рожества Христова до страсти и воскресения, от въскресения же его и на небеса възшествия и до царства Константинова, от начала царства Константинова до первого збора и седмаго — си вся добре съведаемь, а от вас учения не приемлемъ”. Они же възвратишяся въсвояси”. Прими князь Александр папское предложение, как принял его Даниил Галицкий, Православию в Новгороде пришлось бы в течение следующих столетий туго, как во Львове. Любопытно, что с целью убедительно ответить папе, показать, что у нас есть своя христианская культура, князь просто открыл русскую книгу — по всей видимости, Хронограф — и сделал оттуда выписку. Затем Александр Невский сознательно пошел на унижение своего княжеского достоинства ради сбережения страны с ее Православием, с ее Вечностью в настоящем, подчинив свободный Новгород Золотой Орде. Он оказался единодушен с митрополитом Кириллом, ушедшим из “свободного” Галича в подтатарский великорусский Владимир, где они и встретились. Благодаря таким людям XIII в., как еп. Серапион Владимирский, князь Александр Невский и митрополит Кирилл, в середине XIV в. началось очередное духовное и культурное возрождение Руси. Без осуществленной ими “подготовки” это было бы совершенно невозможным».

Следствием этой «подготовки» стало восхождение Руси к своей исторической миссии — быть Третьим Римом. О таком потенциале северного соседа догадывались и наиболее чуткие в духовном отношении иерархи Византии. «Русский путешественник отметил в 1347 г. в Константинополе, что исихастский патриарх, Исидор Бухир (1347–1349) «велми любит Русь».

Не только русское средневековое правосознание пришло к выводу о законности наследия именно русским православным народом власти Рима Ветхого и Рима Второго, соединив их в Русском царстве — Третьем Риме. Подобным же образом взирали на Русский Север и из Византии, предчувствуя неминуемый закат града Константина.

«Русские для исихастов — “ромеи”, как считающиеся подданными византийского императора и входящие в юрисдикцию Вселенского патриарха; Московский великий князь — “благороднейший” и “любезный сродник”… императорского величества, а “святейшая митрополия Киевская и всея Руси”, обладающая обширнейшим уделом и правящая многочисленным народом, прославляющим имя Божие, приемлет особую честь от святой Божией церкви, которая всячески хочет промышлять о ней и оказывать ей свое содействие и помощь, тем более что она имеет в соседстве много нечестивых и огнепоклонников».

В вере в свое предназначение поверженная татарами Русь черпала силы для возрождения. Нам трудно переоценить роль Александра Ярославича в этом поворотном моменте русской истории, когда Русь действительно становилась Россией.