– И я не забуду, – упрямо выдавила Ки. – Дважды я дала тебе возможность отомстить, не замарав рук кровью.

– И это я помню, – холодно ответствовала Рибеке. – Я отказываю тебе в твоей просьбе. А теперь ступай, возчица-ромни, и ни слова более, пока я не забыла, что собиралась сдерживать ветер, пока твой фургон не окажется в безопасности. Эти уж мне ромни!.. Они уже и с Заклинательницами торгуются! Дай им палец, всю руку откусят. Есть ли еще под небом такой упрямый народ?.. Иди же, и да пребудет с тобой не скажу чтобы моя благосклонность – просто безгневное напутствие. Ступай, зная, что я помню все происшедшее между нами. Но – ни слова!..

– Уже ушли, – вмешался Вандиен, легонько встряхивая Ки и предупреждая ее взглядом. Все же он не смог удержаться и добавил: – Что ж, всего вам хорошего, добрые рыбаки! Я, правда, так и не научился жонглировать, но, надеюсь, в нынешний праздник вы славно поразвлеклись…

Нагнувшись, он ухватил за задние лапы одну из блаженно разомлевших скилий. Ки безнадежно вздохнула и взялась за передние лапы. Вдвоем они кое-как выволокли животное из двери и затащили в кузов фургона. Снаружи уже начинал буйствовать ветер – предвестник небывалого шторма, обещанного Рибеке. Вандиен и Ки, торопясь, грузили скилий в фургон. Когда они выносили последнюю, Саша вдруг нарушила молчание.

– До свидания, Ки! – прозвенел ее голосок. Она посмотрела в нечеловеческое лицо Рибеке, потом снова на Ки: – Даже когда я стану совсем-совсем Заклинательницей и сильно переменюсь, ты всегда узнаешь меня вот по этому ромнийскому шарфику! Я тебя никогда не забуду!

– Во имя Луны!.. – ахнула Ки. Девчушка весело махала ей ярким платком, прощаясь.

– Лучше не думай ни о чем, – посоветовал Вандиен, затаскивая скилью в фургон.

– Вперед! – стоя в дверях, властно приказала Рибеке, и серые рванулись с места, не дав Ки с Вандиеном толком усесться.

– Как жалко, что ему придется остаться со шрамом, – задумчиво проговорила Джени, глядя, как ночная темнота поглощает фургон. – Он был так добр к нам…

Рибеке подняла руку, и ветер мгновенно усилился. Синие одеяния Заклинательницы клубились и развевались. Она посмотрела на Джени, и безгубая улыбка разрезала лицо пополам.

– Мне следовало бы стыдиться своего мягкосердечия… – пробормотала она, глядя на дорогу, взбиравшуюся вверх по склону утеса. Потом обернулась к Джени и посмотрела на нее, как на любимого ребенка, которому решительно невозможно ни в чем отказать. – Пусть потерпит еще годик-другой, – сказала она. – Пусть как следует удивится тому, какие живительные силы вдруг обнаружились в его теле…

– Спасибо тебе, – прошептала Джени.

– Вперед, Дреш, – приказала Рибеке, словно и не услышав ее слов благодарности. Колдун двинулся вперед на сведенных судорогой ногах, перемещавшихся отнюдь не по его воле. Его лицо корчилось в немом крике, но даже и закричать ему уже не было дано.

Они вышли, и ветер так бухнул дверью за их спинами, что вся гостиница содрогнулась.

Порывистый ветер бился в дощатые стены кабинки, слегка покачивая фургон. Ки лежала с открытыми глазами, вслушиваясь в шорохи и скрипы. Серый утренний свет понемногу пробивался сквозь щелочку ставней. Кое-как выпутавшись из мятых одеял и меховых покрывал, Ки рискованно свесилась через край спальной лавки и выглянула в маленькое окошечко. Громадные серые тяжеловозы стояли, подставив необъятные крупы ветру, который развевал их густые хвосты и длинные гривы. Здесь, в пологих холмах, было полным-полно сладкой сочной травы, и кони мирно паслись, не обращая особого внимания на бурю.

– Между прочим, уже утро, – сказала Ки, заползая обратно под одеяло и устраиваясь поуютнее.

– Ну так и что с того? – пробурчал Вандиен.

– А то, что у нас ни гроша и полон фургон беременных скилий…

– Как по-твоему, к полудню что-нибудь переменится? – поинтересовался Вандиен.

– Ни в коем случае. – У Ки все еще болели все мышцы, а постель была до того удобной и мягкой, не говоря уже о тепле другого человеческого тела, что она в кои веки раз решила поддаться искушению.

Спустя некоторое время в ее мозгу медленно выкристаллизовалась блистательная идея.

– Твой шрам… – лениво проговорила она. – Ты в самом деле хочешь, чтобы я его в упор не видела?

– Ки, – взмолился Вандиен, – оставь, прошу тебя! Не втирай! Ну, сделал глупость, с кем не бывает? Давай притворимся, что ничего не было. Неужели у нас не может быть все по-прежнему, так, как было до этого долбаного Храмового Отлива?..

– Нет! – Ки медленно провела пальцем по его груди и торжественно объявила: – Я придумала способ тебе – забыть, а мне – в упор не видеть.

Ее высокопарный тон заставил его впасть в мрачное молчание. А мгновением позже воздух со свистом вырвался из его легких: тело Ки всем весом обрушилось на него сверху. Они оказались носом к носу. Он заморгал, но расстояние было слишком мало: все, что он перед собой видел, – это один сплошной ярко-зеленый глаз.

– Вот таким образом, – пояснила Ки, – я твоего шрама в упор не вижу…

Ветер с шуршанием летел мимо, заполняя последовавшую тишину. Наконец Вандиен вслух изумился:

– Какой еще шрам?..

А ветер уже ярился, и бушевал, сотрясая фургон.