— Конечно. — Тео взял гитару и посмотрел на сестру с осуждением. — Так кто из нас болван? — пробормотал он, проходя мимо.

— Может быть, сядем?

У Мадди защипало в носу.

— Я пришла не для того, чтобы сидеть и разговаривать. Просто захотела пить. Мне нужно дописывать сочинение.

— Нету тебя никакого сочинения. Сядь, Мадди. Девочка опустилась на стул и постаралась придать лицу недовольное и скучающее выражение. Пилар не имеет никакого права отчитывать ее. Ладно, пусть выпустит пар, а потом Мадди скажет ей все, что об этом думает.

Пилар налила себе чашечку кофе-экспрессо, сваренного для тирамису. Потом села за стол напротив Мадди и поднесла чашку к губам.

— Хочу предупредить, что у меня есть перед тобой преимущество. Я не только сама была четырнадцатилетней, но и имела четырнадцатилетнюю дочь.

— Вы мне не мать.

— Нет, не мать. Трудно, когда в твой дом приходит чужая женщина, правда? Я пытаюсь понять, что чувствовала бы сама в такой ситуации. Наверно, то же, что и ты. Нервничала бы, сердилась и обижалась. Тео легче. Он мальчик и не знает того, что знаем мы.

Мадди открыла рот, но тут же закрыла его. Ответить было нечего.

— Ты долго была здесь хозяйкой… Твои мужчины никогда не согласятся с этим утверждением и даже почувствуют себя оскорбленными, — добавила Пилар и обрадовалась, когда у девочки слегка приподнялся уголок рта. — Но в доме всегда верховодит женщина. Если она достаточно умна, то это не бросается в глаза. Ты хорошо командуешь ими. Я пришла сюда вовсе не для того, чтобы что-то менять.

— Вы уже и так все изменили. Действия вызывают реакцию. Так говорит наука. Я не дура.

— Нет, ты умница.

«Испуганная маленькая девочка с мозгом взрослого человека», — подумала Пилар.

— Я всегда хотела быть умной, но никогда не чувствовала этого. И наверстывала это тем, что старалась быть тихой, мирной и послушной. Такие действия тоже вызывают реакцию.

— Тихих никто не слушает.

— Ты совершенно права. Твой отец… Рядом с ним я чувствую себя достаточно умной и достаточно сильной, чтобы говорить о своих мыслях и чувствах. Это очень важно. Сама знаешь.

Мадди уставилась в стол.

— Наверно…

— Мадди, я восхищаюсь им. Как человеком и как отцом. Это тоже очень важно. Я не жду, что ты встретишь меня с распростертыми объятиями, но надеюсь, что ты хотя бы не захлопнешь дверь у меня перед носом.

— Почему вас интересует мое мнение?

— По двум причинам. Ты мне нравишься. Извини, но это правда. Мне нравится твоя независимость, твой ум, твоя преданность семье. Думаю, если бы я не увлеклась твоим отцом, мы с тобой прекрасно ладили бы. Но я увлеклась им и отнимаю у тебя часть его времени и внимания. Я могла бы сказать, что жалею об этом, но мы обе знаем, что это было бы ложью. Мне тоже нужна часть его времени и внимания. Потому что другая причина, заставляющая меня учитывать твое мнение, это то, что я люблю его.

Пилар поставила чашку, прижала руку к животу и встала.

— Я еще не говорила этого вслух. Наверно, сказывается привычка быть тихой. О господи… Странное чувство.

Мадди заерзала на стуле и села прямо. У нее тоже свело живот.

— Моя мать тоже любила его. Достаточно для того, чтобы выйти за него замуж.

— Конечно, любила. Она…

— Нет! Сейчас вы начнете ее оправдывать. Объяснять причины. Но все это будет чушью. Все! Когда мать убедилась, что это не то, чего она хотела, она нас бросила. Это правда. Мы не имели для нее значения.

Как всегда, первым сработал инстинкт. Желание успокоить. Утешить. Она могла бы сказать многое, но эта маленькая девочка с мокрыми глазами и вызывающим взглядом не стала бы ее слушать.

«Да и с какой стати?» — подумала Пилар.

— Нет, ты права. Вы действительно не имели для нее значения. — Пилар снова опустилась на стул. Ей хотелось протянуть руку и привлечь девочку к себе. Но ни время, ни место для этого не подходили. — Я знаю, что значит не иметь для кого-то значения. Знаю. Мадди, — твердо сказала она и накрыла рукой руку девочки, прежде чем та успела отстраниться. — Знаю, какой гнев и печаль это вызывает. Знаю, какие вопросы, сомнения и желания охватывают тебя, когда ты просыпаешься среди ночи.

— Взрослые могут приходить и уходить, когда хотят. А дети нет.

— Это верно. Но твой отец не ушел. Ты имела для него значение. Ты и Тео для него главное. Ты сама знаешь. Что бы я ни сказала и ни сделала, это останется неизменным.

— Зато может измениться что-то еще. А одно влечет за собой другое. Причинно-следственная связь.

— Ну что ж… Я не могу обещать тебе, что ничто не изменится. Все меняется. И люди тоже. Но сейчас я счастлива с твоим отцом. А он со мной. И поэтому я не хочу причинять тебе боль. Я могу обещать только одно: что очень постараюсь не обижать ни тебя, ни Тео. Уважать твои мысли и чувства. Это в моих силах.

— Отец был моим, — яростно прошептала Мадди.

— И останется твоим, что бы ни было. Всегда. Если бы я по каким-то причинам захотела изменить это, у меня ничего не вышло бы. Разве ты не знаешь, как он тебя любит? Ты можешь заставить его выбирать… Посмотри на меня, Мадди. Посмотри на меня, — тихо сказала Пилар и подождала, пока девочка не поднимет глаза. — Если тебе очень хочется, ты можешь заставить его выбирать между тобой и мной. Ему будет очень больно, но ты можешь заставить его выбрать. У меня никогда не было такой возможности. Я прошу тебя дать мне шанс. Если ты не можешь, действительно не можешь, я извинюсь, заберу свои кастрюли и уйду отсюда еще до его возвращения.

Мадди вытерла скатившуюся по щеке слезу и уставилась на Пилар.

— Почему?

— Потому что не хочу причинять ему боль. Мадди заерзала и хмуро посмотрела на стол.

— Можно попробовать?

Пилар недоуменно посмотрела на свою чашечку и молча придвинула ее Мадди. Девочка принюхалась, поморщилась, но подняла чашку и сделала глоток.

— Ужасно… Как это можно пить?

— К вкусу экспрессо нужно привыкнуть. Может быть, он понравится тебе в тирамису.

— Может быть. — Мадди поставила чашку на стол. — Я согласна дать вам шанс.

Пилар была уверена по крайней мере в одном: ее стряпня пришлась здесь по вкусу. Она очень давно не готовила семейных обедов. И искренне радовалась тому, что все мычали от удовольствия и дружно просили добавки.

Она накрыла в столовой, надеясь, что небольшой налет формальности усыпит тревогу Мадди. Но от формальности не осталось и следа, когда Тео попробовал маникотти и назвал его «потрясной жрачкой».

Больше всего говорил за столом Тео. Его сестра главным образом наблюдала, переваривала пищу и время от времени задавала каверзные вопросы. Дэвид смешил Пилар, используя для иллюстрации мнения Мадди спортивную терминологию.