– Скоро мама подъедет! – прямо с порога сообщает Рори, опережая мой возможный вопрос. Я улыбаюсь при виде сестры. Она всю минувшую неделю хлопотала вокруг меня, как никто. И это притом что у нее же и своих дел полно. А она бросила все: дом, работу, галерею, и всецело отдалась уходу за мной. Скорее всего, я, прежняя Нелл, не очень бы суетилась вокруг тех, кто нуждается в уходе. Характер не тот. А вот Рори справляется со своими обязанностями сиделки просто блестяще.

– У нас для вас хорошая новость! – откашливается доктор Мэчт. – Мы получили результаты всех обследований, полные расшифровки МРТ, компьютерной аксиальной томографии, внимательно изучили показания, потом направили результаты лучшим специалистам Калифорнийского университета для более углубленного исследования. И вот их вердикт: никаких фатальных травм у вас нет.

– Тогда почему я ничего не помню?

– Ну, причин может быть великое множество! – Доктор Мэчт снова откашливается. – Например, какие-то психосоматические изменения в коре головного мозга… Как следствие перенесенного стресса.

– То есть вы полагаете, что мой организм пошел на такой шаг осознанно? – Я зябко передернула плечами. Намеренная амнезия! Вот уж никогда бы не подумала, что такое возможно! А ведь сколько бессонных часов проведено в этой палате в поисках ответа на главный вопрос: почему же я потеряла память?

– Нет-нет! Ничего преднамеренного в таком явлении нет! – поспешил возразить мне врач. – Никто не говорит об осознанной реакции организма. Но иногда, особенно когда люди переживают тяжеленное травматическое событие, их мозг самостоятельно срабатывает в таких ситуациях и отключается сам, автоматически. Такая форма посттравматической амнезии. Ее называют диссоциативной. Мозг реагирует на пережитый стресс тем, что попросту блокирует все, что было с ним связано. Тем не менее при диссоциативной амнезии человек не теряет способности жить обычной, нормальной жизнью. Он даже хорошо помнит некоторые вещи из того, с чем ему приходилось сталкиваться ранее. Например, помнит всякие исторические даты, может процитировать фрагменты из текста Декларации о независимости или, – доктор Мэчт кивает в сторону телевизора, – хорошо знает, как пользоваться дистанционным пультом управления для того, чтобы включить телевизор. И многое другое помнится тоже. Например, что нужно смывать в туалете после того, как вы туда сходили. К сожалению, пока вы ничего не можете вспомнить о вашей прежней жизни в целом.

Врач замолкает, дает время усвоить то, что он только что мне сообщил. Вполне возможно, он предполагает, что моя реакция на его слова может быть разной. А вдруг я начну протестовать? Кричать? «Нет! Все это глупости! Вы что, хотите из меня ненормальную сделать? Дескать, у нее крыша поехала?» Но я молчу. В конце концов, а кто знает? Может, и поехала! Может, я уже действительно не того… Стоит мне только взглянуть на тот свой портрет на обложке глянцевого журнала, того самого, первого, который принес мне Андерсон, чтобы понять: я абсолютно не представляю себе, что я за человек, и вся моя прежняя жизнь превратилась в сплошную черную дыру.

Видя, что я никак не реагирую на его слова, доктор Мэчт возобновляет свой монолог:

– Но мы пока копаемся в сугубо теоретических проблемах. Амнезия, причем в любой ее форме, – явление крайне редкое. Я даже склонен думать, что в вашем случае какую-то черепную травму вы все же получили. Но со временем, при благоприятном развитии событий и надлежащем лечении, память обязательно к вам вернется. Хотя бы в виде отдельных фрагментов и частей прожитой жизни.

– Итак, у меня на выбор два варианта, – подытоживаю я услышанное. – Либо серьезная черепно-мозговая травма, либо мой мозг сознательно отключился после пережитого стресса.

– И как долго может продлиться такое состояние? – подает свой голос Рори.

И доктор Мэчт сразу же хватается за ее вопрос как менее сложный и рискованный.

– Этого никто не знает. Память может вернуться к ней завтра. Но, может, уйдут и долгие месяцы на то, чтобы память восстановилась в полном объеме. Завтра вас осмотрит ваш лечащий психотерапевт. – Доктор Мэчт обращается уже ко мне. – Он объяснит вам, расскажет, что надо делать для того, чтобы ускорить этот процесс. Считайте, что ваш мозг – это такой же мускул, как и все остальные мускулы вашего тела. А мускулы надо постоянно нагружать, чтобы они оставались в тонусе.

Загорается сигнальная лампочка на табло, уведомляя доктора Мэчта о том, что его уже ждут в сестринской. Он откланивается и исчезает за дверью, пообещав на прощание заглянуть еще раз, но уже ближе к вечеру, прежде чем отправиться в операционную.

– Бессмыслица какая-то! – возмущаюсь я, оставшись наедине с Рори, и начинаю здоровой рукой растирать затылок у основания шеи. – Так, будто кто-то решил сыграть со мной самую зловещую шутку из всех, которые только можно себе представить.

Я роняю руку на кровать, потом переворачиваю кисть ладонью вверх и начинаю внимательно разглядывать едва заметный шрам, который я обнаружила сегодня утром. Он тянется через всю ладонь, начиная от линии жизни и до самого запястья.

– Взгляни! – говорю я сестре и протягиваю ей свою ладонь. – Откуда у меня это?

– О, это тебе привет из детства! Поранилась о разбитую тарелку! – коротко ответствует Рори, не вдаваясь в подробности, и усаживается в кресло, стоящее рядом с кроватью. После чего принимается энергично перетряхивать содержимое своей сумочки, извлекает из нее небольшую коробочку с крохотными пончиками и две бутылки с фруктовым напитком. Она берет их обе сразу, и они слегка позвякивают, ударяясь друг о друга. Знакомый перезвон, который издают бутылки с охлажденным чаем, если начать ими чокаться. – Понимаю! Это вредно! И это вопреки всем медицинским рекомендациям. Но именно так мы с тобой всегда отмечали наши маленькие победы: подписание удачного контракта с художником, что-то еще… Ну а уж в тот день, когда я наконец уломала тебя и ты дала согласие на то, чтобы открыть галерею, мы с тобой вдвоем так наклюкались… Как никогда до и после! – Рори умолкает на мгновение, а потом добавляет со счастливой улыбкой на лице: – Мама всегда баловала нас свежими пончиками, когда мы были детьми. Увы-увы! Сегодня придется довольствоваться общепитом.

– А что мы празднуем? – спрашиваю я у сестры. – Обещание доктора Мэчта, что, быть может, когда-нибудь, лет эдак через десять, а скорее – никогда! – я вспомню, кто я есть на самом деле?

– Ничего мы не празднуем! – Рори откручивает крышку на одной из бутылок. – Просто я подумала, что тебе будет приятно. В конце концов, что еще может для тебя сделать твоя младшая сестра? Знаешь, мы все… мы все в некоторой растерянности… Чувствуем себя беспомощными, что ли. Не знаем, с какой стороны к тебе подступиться.

Сестра вручает мне пончик с фруктовой начинкой. Но стоило мне лишь слегка откусить его, и повидло тут же вываливается на мой халат.

– Ну и видок у тебя! – весело хихикает Рори. – Будто в крови перемазалась!

– И что тут смешного?

– Ты права! Ничего!