На большой чурке живо накрыли общий для всех стол — чашка с солью, несколько головок чеснока, большая краюха ржаного хлеба. С зерном в последние годы проблем не имелось — и из Петербурга на кораблях каждый год везли, большей частью рожь, а в дальних испанских колониях пшеницу в основном закупали да кукурузу в початках. Последняя на замену хлебушку хорошо пошла, хотя и непривычная она для казаков — в холодной Сибири она не произрастала.

В дополнение к запеченному картофелю казаки решили истребить надоевшую им порядком соленую рыбу. Лосось был большим, свыше аршина, и толстым, как валенок.

Молодой смешливый казачок быстро накромсал рыбину на солидные куски острым кинжалом и взглянул на урядника — как, мол, пойдет?

Тот степенно кивнул и поднялся. Откашлявшись, принялся негромко читать молитву, как всегда делал православный люд перед каждой трапезой. За ним вторили два казачка, истово крестясь. Неспешно помолившись, все трое степенно уселись пообедать, удобнее расположившись за импровизированным столом на бревнах.

— Ты, Ванька, ешь быстрее, — старый урядник пристально посмотрел на смешливого казака. Лицо неожиданно искривилось от судороги, борода встопорщилась. — И на башне Федьку поскорее смени, пусть тоже поесть успеет, а то мало ли что будет.

— Сделаю, Тимофей Иннокентьевич!

— Ты зубы мне не скаль, паря. И ружья нам приготовить надобно, и патроны…

— Зачем?!

Вопрос вырвался одновременно — молодые казаки с удивлением посмотрели на старшого.

— А то, что маета у меня на душе. Вещует сердечко… Чую, кровушку скоро на сыру землицу лить придется…

Черное море

Ужинал Петр неспешно, зато мысли в голове ворочались намного быстрее. Сейчас, находясь в одиночестве, он еле сдерживал полное удовлетворение ходом начавшейся кампании. Россия в той истории, а это Петр прекрасно знал, войну вела с турками привычным ходом.

После объявления войны вначале следовала переброска и сосредоточение войск, чрезвычайно медлительное, потом вторжение в Валахию, выход к Дунаю, а там как бог положит.

Добирались и до Мраморного моря в 1830 и 1878 годах. Или, наоборот, еле уносили с голубого Дуная ноги, очищая захваченные территории, как в 1854 году в злосчастную Крымскую кампанию. А иной раз просто топтались на месте, мордуя турок, пытаясь выторговать лучший мир, как проделал Михаил Кутузов в 1811 году.

Петр решительно сломал сложившийся стереотип, когда в 1769 и 1783 годах турецкий Диван первым объявлял России войну. И не простую, а джихад, на который призывали всех мусульман воевать с северными гяурами до полной и окончательной победы.

Впрочем, это мало помогло османам — русские извозили их качественно. Однако во вторую войну все наперекос пошло — британцы, мать их за ногу и до седьмого колена, вмешались, и все надежды прахом пошли. Как было больно и горестно от плодов победы отказываться!

А потому так получилось, что один на один с турками схлестнулись в самый неудобный момент — знали османы, когда войну начать, и реванш попытались взять. Юшку им, конечно, пустили хорошо, вот только пруссаки с австрияками войска к русским границам подвели, да английский флот в Черное море ворвался.

— Шлюхины дети! — Петр выругался, припомнив давнее чувство бессильного унижения и затаенной ярости. Оплеуху он получил знатную, как на Берлинском конгрессе в реальной истории…

Сейчас все пошло совсем по-другому, потому что нужно было как можно скорее кончать с неопределенностью и нетерпимым положением. Когда по одной лишь милости султана зависело, дать или не дать русским кораблям проход через Проливы.

Ситуация сложилась крайне благоприятная — Австрия и Пруссия увязли в войне с французами, да еще с дележом Польши. И теперь просто не могли вмешаться, побряцать на границах оружием, и тем самым связать России руки этой угрозой. Тем паче Венский кабинет насмерть вцепился в Италию и выпускать ее из своих лап очень не хотел.

Британская империя занималась своим любимым и очень увлекательным делом — она прибирала к своим рукам многочисленные французские колонии, давала займы пруссакам и австрийцам и готовилась воевать с Парижем до последнего немецкого солдата.

Давили «просвещенные мореплаватели» и на Петербург, взывая к монаршему единению. Петр был обеими руками «за», вот только русских солдат в Италию не отправил. Ни одного — он не желал повторять ошибки императора Павла в той истории.

Любимая жена вот уже два года устраивала по всякому поводу громкие истерики, поминая казненную якобинцами Марию Антуанетту. И для вящей убедительности императорская чета нарочито демонстрировала набожность. А позже дружно хохотала, читая в тишине супружеской спальни перлюстрированные в «Черном кабинете», где работали русские специалисты экстра-класса из 3-го отделения Собственной Его величества канцелярии, послания и тайные депеши иностранных дипломатов.

Нет, не начнут англичане против России войну сейчас, пока увязли во французских делах — те для них намного опаснее. Однако напакостить в очередной раз смогут, а потому император решил провести неизвестную пока молниеносную войну, «блицкриг», опередив историю на полтора века. И начал к ней готовиться заблаговременно, еще с прошлого лета…

Адрианополь

— Я принимаю командование! — звонко произнес царевич, и все офицеры и солдаты как-то заметно подтянулись. — Один взвод оттяните чуть правее, поручик, тогда можно будет картечью сшибить турок, что на насыпь полезут! Вы, сержант, выполняйте данный вам приказ. Командиру гренадеров сошлитесь на мое распоряжение. Выполнять!

— Есть, ваше высочество! — Молоденького сержанта, лет семнадцати, вчерашнего кадета, словно ветром сдуло.

— Есть, господин полковник, — в глазах поручика промелькнуло нечто, похожее на уважение — предложение царевича было разумным, и он его сразу оценил.

Именно так Ермолов хотел сам сделать, но решил посмотреть, что предпримет второй сын императора. И тот оправдал надежду — не помчался к генералу Багратиону, в тыл, а остался с артиллеристами на позиции. Ибо в уставе прямо говорится, что офицер Генерального штаба в подобных ситуациях обязан принимать командование на себя со всеми вытекающими отсюда для него последствиями.

— Как вас величать прикажете, поручик?

Константин Петрович испытывал нешуточное облегчение — обращением к нему строго по чину поручик Ермолов признал его безусловное право отдавать команды.

Ведь по титулу к непосредственному командиру на поле боя не обращаются — нет там «сиятельств», «светлостей» и даже «высочеств». Исключение оставлено только для одного императора — к тому всегда и при любых обстоятельствах обращаются «ваше величество».

— Алексей Петрович.

— Значит, мы с вами тезки. — Константин на добрую секунду задумался, лихорадочно перебирая в мозгу множественные хитросплетения дворянских связей и родословных. — Подполковник лейб-гвардии Семеновского полка Николай Николаевич Раевский вам ведь родственником приходится?