Оливер парировал удар высокого бородатого мужчины и увернулся от выпада. Ответом ему послужил молниеносный взмах шпагой, задевшей камзол.

Оливера охватило пьянящее чувство восторга. Кровь вскипела в жилах. Предвкушение битвы, брошенный ему вызов, опасность, риск – все это возбуждало его.

– Неплохо, – сказал он своему противнику, – как я и надеялся.

Он обожал дух сражения. Кто-нибудь со стороны мог назвать это мужеством, но Оливер слишком хорошо знал себя, чтобы согласиться на эту похвалу. Все дело в том, что умереть во время поединка на шпагах куда как привлекательней, чем задохнуться в своей постели.

– Защищайся, навозная куча, – весело крикнул Оливер.

Солдат с угрожающей быстротой сделал выпад. Оливер довольно хмыкнул.

– Кит! – крикнул он. – Как дела?

За его спиной послышалось недовольное ворчание, потом звон шпаг.

Оливер сражался блестяще. Противник сделал низкий выпад. Оливер, словно танцовщик, перепрыгнул через его шпагу. Воспользовавшись тем, что солдат на мгновение потерял равновесие, Оливер без труда выбил шпагу из его рук и молниеносно выхватил кинжал...

– Милорд, разве вы не христианин? – раздался рядом с ним укоризненный женский голос. – Убивать грешно.

Воспользовавшись заминкой, солдат отскочил в сторону и, спрятавшись за спиной Ларк, схватил ее рукой за горло.

– Только шевельнись, и я сверну ей шею, – прохрипел он и, нагнувшись, подобрал упавшую шпагу.

– Только не причини вреда девчонке, – прокричал ему другой нападавший.

В это мгновение Ларк с силой наступила острым каблуком на сапог бородатого негодяя. Одновременно ее локоть нанес точный и сильный удар в пах. Солдат сложился пополам и несколько минут не шевелился. Затем, обхватив себя руками, прихрамывая и приседая, побежал в лес за дорогой.

Раненый противник Кита к этому времени с трудом вскочил на одну из лошадей и ускакал прочь.

Оливер кинулся к третьему противнику. Тот побежал к оставшейся лошади, но тут дорогу ему преградила Ларк. Она вцепилась в одежду солдата, но тот с силой оттолкнул ее, вскочил на лошадь и ускакал вслед за своим сообщником.

– Ларк! – Оливер подбежал к девушке. Она походила на птичку со сломанным крылом. – Боже мой, Ларк! Ты ранена... – Внезапно Оливеру стало трудно дышать. Неужели начинается приступ?! Боже, только не сейчас.

Он увидел, как Ларк неуверенно поднимается на ноги. Кит наклонился и что-то подобрал с земли. Ларк заговорила, но из-за шума в ушах Оливер не слышал ее.

– А-а-ах, – вырвалось из его измученных легких, и он рухнул на землю, раскинув руки и хватая пальцами воздух.

– Я никогда раньше не останавливалась в гостинице, – призналась Ларк.

Они сидели в большой чистой комнате. Оливер прислонился к большому сосновому столу, чтобы не рухнуть на пол от боли, и смотрел на Ларк. Было в ней что-то неуловимо прекрасное, проникающее в душу. Хотелось нежно обнять ее, попробовать вкус ее губ...

Кит опустился на лавку рядом с Оливером, которому все еще было очень плохо. Сам Кит был ранен. Стиснув зубы, он протянул руку Ларк, и та начала промывать ему рану.

«Старый верный дружище, – с нежностью подумал о Ките Оливер. – Всегда рядом со мной в трудную минуту».

– Как это случилось? – спросила Ларк Кита, выжимая тряпку над тазиком.

– Я попытался выбить шпагу из руки противника, но у него оказалась более крепкая хватка, чем я предполагал.

– Попытайся избежать сражений в течение ближайших дней, Кит. Может быть, рана успеет зажить.

– Интересно, черт побери, что нужно было этим негодяям, – вслух размышлял Кит. – Онидаже не пытались нас ограбить. Спасибо. – Кит прижал забинтованную руку к груди. – Сейчас я чувствую себя намного лучше. Но все же хотелось знать, чего ради эти заблудшие души накинулись на нас, как бешеные псы. Да, кстати... – Он залез здоровой рукой в отворот сапога и вытащил оттуда монету. – Они обронили вот это. Похоже, серебро. Старый шиллинг?

–Нет. – Оливер с трудом наклонил голову, пытаясь прочитать надпись на серебряном кружочке. – Оео Гауепе.

– С божьей любовью, – перевела Ларк и виновато опустила голову.

Оливеру показалось, что она что-то знает, но не говорит.

– Кто это был, Ларк? – потребовал ответа Оливер.

–Не знаю. – Ларк дерзко задрала подбородок и уставилась на Оливера.

–Я возьму ее с собой и наведу справки, – сказал Кит и вышел из кухни.

– Наконец-то одни, – вздохнул Оливер. Ларк закатила глаза:

– Снимайте камзол и рубашку. Оливер оживился:

– Мне нравятся женщины, которые знают, чего хотят.

–Мое единственное желание – посмотреть вашу рану. – Ларк указала на темное липкое пятно, проступившее сквозь ткань.

Может быть, это следы твоего острого язычка? – предположил Оливер.

–Если бы я могла наносить такие раны, милорд, вы бы давно оказались в больнице. – Ларк похлопала по крышке стола. – Сядьте сюда, чтобы мне не приходилось наклоняться.

Оливер подчинился. Ларк осторожно вытащила шнурки, соединяющие рукава с камзолом, обнажив загорелые мускулистые руки.

–А теперь камзол, – сказала Ларк. – Помочь?

– Заманчивое предложение. Прикосновения ее рук были легкими и нежными, как касание птичьего перышка. От нее исходил тонкий приятный запах, не духов, не масла, а чего-то особенного и прекрасного. Она все больше нравилась Оливеру.

–Интересно, почему ты помешала мне убить того паразита?

Ларк распахнула его камзол.

– Вы не убийца, милорд.

– Откуда ты знаешь?

–Интуиция подсказывает мне, что вы никогда никого не убивали и что вам будет больно, если это случится. Вы не лишены сострадания.

– Сострадания? – Камзол упал на стол. – Я всего-навсего наглый и грубый распутник. Негодяй, на котором клейма негде ставить.

– Негодяй, который падает в обморок сразу после сражения?

Значит, она приняла его приступ астмы за обморок? Рассказать ей правду или оставаться в ееглазах трусом? Или, может быть, хуже, чем трусом, – нервным, изнеженным, слабым человеком. Следующие слова Ларк рассеяли все сомнения.

– Милорд, я не считаю вас трусом.

– Спасибо и на этом, – пробормотал Оливер.

– Ваше поведение сегодня доказало ваше мужество. Для того, кто любит сражения, участие в них не является признаком храбрости. Но тот, кто ненавидит их, вступает в новую битву как герой.

– Не стану спорить. – Ее предположение понравилось Оливеру. Если уж говорить начистоту, то он обожал фехтование и добрую драку. Но пусть думает, что ради нее он собрал свою волю в кулак и принял бой.