в сотне с лишним ли езды от ближайшей военной базы империи, что дает Миазме достаточно времени, чтобы поиграть в хозяйку. Она поручила своему личному врачу осмотреть рану от стрелы в моей руке. А стоит ей заметить, что мне не удается поладить с новой лошадью, она предлагает мне «самую нежную кобылу в империи».

И точно, кобыла ни разу не вздрогнула за всю дорогу, ни когда Лотос прогрызла кляп, чтобы прокричать «Предательница», ни когда она чуть не откусила палец Когтю, когда тот пытался снова заткнуть ей рот кляпом. Его удары сыплются градом. Я не пытаюсь абстрагироваться от этих звуков. Хлоп звенит, когда он ударяет ее кулаком по щеке, и я думаю, что это могла быть я. Хрусь раздается от костяшек его пальцев по ее носу, и я представляю, что это мог бы быть весь Хэвань. Я – единственное, что стоит между городом и мощной пятитысячной армией Миазмы.

Лучше начать льстить прямо сейчас.

– Миледи Миазма так великодушна, если верить слухам, – говорю я, когда мы переплываем небольшой ручей и направляемся в очередную рощу.

– Зови меня Ми-Ми, – говорит Миазма. – В отличие от Милосердной Жэнь, я соответствую своей репутации. Так ведь, Ворон?

Сначала кажется, что она разговаривает сама с собой; вокруг нас нет никого, кто мог бы быть «Вороном». Но затем из мрачной темноты доносится нечленораздельное бормотание.

– Ворон, это Зефир. Зефир, это Ворон, – Миазма представляет всадника справа от нее. Он похож на бесформенную и безликую тучу из черного плаща с перьями, которую венчает коническая шляпа из желтой соломы.

– Ворон – один из моих стратегов, – говорит Миазма, в то время как он заходится в приступе кашля с мокротой. Я задерживаю дыхание. – Он покажет тебе, как тут все устроено в лагере. Возможно, ты даже кое-чему научишься у нашего стреляного воробья.

– Жду с нетерпением, – нагло вру я сквозь зубы.

Проходит достаточно времени, когда Ворон перестает кашлять, чтобы тут же начать кряхтеть. Я вздыхаю с облегчением, когда он отстает от нас.

Мы достигаем вершин череды холмов, каждый из которых больше предыдущего. Я хватаюсь за рожок седла, когда мы поднимаемся по самому отвесному склону. В груди начинает першить, а затем и вовсе перехватывает дыхание.

Под нами разворачивается одна из многочисленных военных баз империи, огромная, как город; ее сетчатый узор светится, как будто был отпечатан на синем пейзаже раскаленным железом.

Я знала, что Миазма пользуется финансовой поддержкой империи, но мое сердце все равно сжимается, когда мы проезжаем мимо обнесенных частоколом ворот в этот милитаристский рай. Жеребцы практически сияют. Солдаты выглядят сильнее, старше, их кормят явно лучше, чем солдат Жэнь. Сам воздух полон жизни: молоты звенят о наковальни, генералы раздают приказы, а толпа солдат кричит вокруг борцовской ямы. Когда мы проезжаем мимо засыпанной песком арены, победитель поднимает кулак. Я не придаю большого значения этому жесту, но, когда Миазма замедляет ход своей лошади и поворачивает назад, снова смотрю и вижу что-то темное в его сжатой руке. Это клок человеческих волос и скальп.

Мое горло обжигает желчь.

Миазма тем временем занята тем, что ощупывает его потную руку, как будто она покупает кабана в мясной лавке.

– Я вижу, ты неплохо окреп. – Она похлопывает его по бицепсу. – Продолжай в том же духе.

– Да, моя леди!

– Сюда, – отдает приказ Миазма, когда солдаты, с которыми мы ехали, расходятся и направляются по разным тропинкам к своим казармам, оставляя нас с Когтем, Гадюкой и Вороном. Мы проходим мимо холщовых палаток к миниатюрным шатрам, украшенным лаком и позолотой. Стражники в красно-коралловых пластинчатых кольчугах с ламинарным свечением вытягиваются по стойке «смирно», когда мы проезжаем сквозь их ряды, и худощавый, как тростник, евнух, с изящно наброшенной на плечо тканью имперского алого цвета, снует вдоль Миазмы, объявляя на ходу:

– Премьер-министр Империи Синь, главнокомандующая армиями Синь, посланная небесами защитница императрицы Синь Бао…

– Хватит уже, – говорит Миазма. – Разве ты не видишь, что у нас гость?

Если бы только у меня были мои белые одежды или евнух, который трубил обо всех моих прозвищах. Вместо этого я погрязла в бежевом цвете и Лотос в качестве оповещателя, только что перегрызшей свой третий кляп.

– Предательница! – Может быть, это ветер, но, клянусь, я чувствую взрывную волну ее слов. – Предательница!

– Заставьте ее замолчать и держите с животными, – произносит Миазма.

Солдаты бросаются выполнять приказ.

– Ты предательница! – надрывает горло Лотос, когда они утаскивают ее. – Ты подлая, мерзкая предательница! Жэнь никогда не следовало доверять тебе! Я надеюсь, что ты подавишься рыбьей костью и умрешь!

Придумала бы что-то поинтереснее. Лотос, Облако и все остальные крестьяне могут ненавидеть меня, мне плевать. Жэнь тоже; стратег, которого презирают, – это стратег, делающий что-то правильно.

Но, даже когда я говорю это себе, мысль о негодовании Жэнь лишает меня сил, и стоит нам выйти к самому большому из шатров, моя лишенная энтузиазма попытка спешиться заканчивается тем, что плащ запутывается в петле седла.

Чья-то рука сжимается вокруг моей руки прежде, чем я успеваю свалиться и поднять столб пыли. Мой взгляд устремляется к лицу спасителя. Или туда, где должно быть его лицо.

Все еще заслоненный своей конической шляпой, Ворон заходится очередным приступом кашля. Я высвобождаюсь, по коже бегут мурашки, и отступаю в сторону, чтобы дать ему пройти первым, прежде чем незаметно отряхнуть свой рукав.

Мы поднимаемся по лестнице, покрытой лаком до блеска, переступаем через позолоченный порог, проходим сквозь черные бархатные портьеры, пропитанные благовониями, и попадаем в шатер, который почему-то оказывается больше, чем выглядел снаружи. Слуги скользят вокруг с кувшинами вина на подставках, их количество отражается и умножается на полированных бронзовых перегородках. Со стропил свисают пурпурные шелка, украшенные эмблемой феникса Империи Синь, а на подсвечниках, стоящих на золотых блюдах, скапливается красный воск.

Крестьянина можно ослепить этой роскошью, но мой взгляд устремлен на группу генералов, советников и стратегов. Они столпились вокруг большого стола, на котором разложена карта империи. Несколько лет назад карта была бы намного более пестрой благодаря инакомыслящим военачальникам, особенно на Севере. Сейчас я различаю только четыре размашистых пятна: серо-зеленые чернила для субтропических озерных долин Южных земель; бронзовые чернила для Западных земель, пшеничные для континента и цитадели рода Синь; таниновый цвет для Болот, втиснутых между Югом и Западом; и серые чернила для аридного, гористого Севера, где находится столица империи и колыбель многих рек, изображенных в виде линий цвета воронова крыла, которые стремятся вниз, на юг, прежде чем впасть в Море Трехногого Ворона.

Когда я подхожу ближе, то