litbaza книги онлайнДетективыКуафёр из Военного форштата. Одесса-1828 - Олег Кудрин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 85
Перейти на страницу:

Горлис часто вспоминал слова де Ланжерона, уже ушедшего с административной службы. Они были сказаны Натану, конечно же, наедине, когда Фина переехала с опостылевшей съемной квартиры в его дом: «Браво, мой юный друг! Вы еще раз явили нам не по летам похвальную зрелость ума. Вы за семь лет дошли до того, на понимание чего другие тратят в три, а то и в пять раз больше времени. Любовь танцовщицы — это как коллеж. Любовь сопрано — университет. Но если она к тому ж еще и прима — то уж никак не меньше, чем Академия!»

Если бы нечто подобное сказал ровесник или человек чуть старше, Натаниэль, пожалуй, вызвал бы его на дуэль. Но поседевший, израненный во многих войнах и годящийся ему в отцы Александр-Луи де Ланжерон — иное дело. К тому ж все помнили, что в бытность свою генерал-губернатором он сиживал в дамских гримерных Театра дольше и чаще, чем в кабинете своей канцелярии, расположенной через дорогу от оного. Так что сии слова можно было считать и запоздалой самоиронией 63-летнего бонвивана в отставке.

Горлис в ответ лишь смешливо пожал руку генералу, показывая, что оценил все грани его тонкого высказывания. Да, он не стал с ним спорить, хотя и не был согласен с услышанной параболой. О, нет, не была в его жизни Росина коллежем, как и не стала Фина академией. Изобретая эти остроумные формулы, Ланжерон опирался на свой опыт. Но у Натана был совершенно иной. Исчезновение Росины, ее внезапный отъезд после так и не состоявшегося объяснения больно саднили душу. Да и сближение с Финой, семь лет спустя, не состоялось бы, когда б не ее нервическая ссора с поэтом.

* * *

Грешная утренняя любовь в начале наступившего воскресного дня, слившая воедино Натана и Фину, была сладкой, тягучей, душистой, словно мед, собранный на кистях робинии, которую в здешних краях варварски называли «белой акацией». Когда ж всё закончилось, они еще долго лежали недвижно и крепко обнявшись, словно боясь самой возможности в одиночку выйти навстречу миру, что за стеной их дома… Потом Фина вскочила. Напевая арию из любимой «Золушки» и почти не красясь, уехала в храм — за отпущением грехов по седьмой заповеди…

Натан же… Вы уж извините, но в воскресенье с утра он в костел не пошел, решив, что с него, как с правоверного христианского еврея, будет достаточно и субботней вечерней службы. Так что еще повалялся в постели, бездумно, ибо ни на чем более минуты мысли его не останавливались. Потом встал и оделся, попроще — без фрака, остерегаясь дружеских подначиваний Степана.

Однако на выходе из дома к Горлису заявился гость, правду сказать, неожиданный. Это был Люсьен де Шардоне, занимавший лучшую квартиру в его доме. Но зачем он мог прийти? Имея доходы прочные и стабильные, куафёр платил исправно, нередко — наперед. Неужели и он начнет говорить о снижении платы, как другие? Но нет, разговор получился даже более тревожным.

— Господин Горли! Рад вас видеть. И хочу обратиться с просьбой.

— Да, дорогой господин де Шардоне! Слушаю вас.

— Я слыхал, что у вас есть богатый опыт… способствования работе одесской полиции. Можете ли вы и мне помочь в одной истории?

— Ну… Видите ли… Да, бывает, что полиция обращается ко мне за помощью и я иду ей навстречу… в целях безопасности одесситов. Но такие, частные обращения — видимо, не ко мне.

На самом деле у Горлиса с Кочубеем бывали дела и по приватным делам. Однако говорить об этом посторонним не стоило.

— Я понимаю. Но мой запрос совершенно невинный. Притом не бесплатный. Вы, пожалуй, знаете историю о цыганке, пророчествовавшей мне беды?

— Да. Так совпало, что и я тогда был среди посетителей вашей «академии».

— Просьба проста. Не могли бы вы помочь мне найти ее?

Горлис задумался. Жизнь цыган Бессарабской области весьма далека от описанной в пушкинской поэме. Они находятся на положении крепостных, почти рабов — короны, монастырей, бояр, помещиков. Вышедшая в этом году многообещавшая Бессарабская хартия, увы, ничего в их печальном положении не изменила. Согласно ей, кстати, розыск крепостной без разрешения ее хозяина — в принципе незаконен. А значит, чреват встречным иском. Не говоря уж о том, что неизвестно, кому принадлежит эта цыганка. И последнее: искать лаéши, неоседлых цыган «на откупе» — занятие вообще, если и не бессмысленное, то весьма трудное… Но Люсьен выглядел таким растерянным и беззащитным, что Натан всё же спросил у него:

— Извините, а насколько важен сей вопрос? Может, та особа или ее близкие вам угрожали?

Похоже, нет… Но Шардоне не решался сказать об этом прямо, опасаясь, что тогда Горлису будет проще отказать.

Натан почувствовал, как он, уже собравшийся и одетый, начинает покрываться потом. Так, нужно либо раздеваться, либо уходить. Лучше бы второе.

— Дорогой де Шардоне, ныне мне нужно идти. Но, если позволите, я еще подумаю над вашим предложением, — и, обменявшись с Люсьеном прощальными кивками, вышел во двор.

* * *

Сначала Горлис заехал на базар за гостинцами для Кочубеевой семьи. Удивительно, но сегодня его вез Яшка-ямщик, тот самый, что десятилетие назад отвозил в тюрьму. По старой памяти Яшка помог сначала загрузить гостинцы в карету (уже не двуколку, как было когда-то), а по приезде выгрузил всё да еще и донес до самой хаты. По дороге Натан подумал, что как раз к Кочубеям будет удобно обратиться с просьбой Люсьена поискать цыганку. Кажется, отец Степана — Андрей, учился в старой молдавской столице Яссах (чуть ли не в Академии Домняска[23]). Так что у него должны быть хорошие связи среди молдаван, причем по обе стороны Прута (как их разделила Россия, отхватившая половину княжества).

Новый хутор Степана Кочубея и его семьи располагался совсем недалеко от старого, общего с сестрой Ярыной и братом Васылём. Женившись, Степан остепенился, но не растолстел, как многие. С шустрыми детьми-погодками быстро жирок растрясешь. Что до хозяйства, то он специализировался на тутовых червях, свежих в сезон овощах и фруктах (многие господа любят, когда только-только с сада-огорода). А также завел большой горластый курятник. Наследуя английской моде Воронцова, теперь многие потребляли яйца на завтрак. Да и куриный помет, не слишком жгучий, хорошо раскупался на удобрения. Васыль тоже женился, но дитё имел пока лишь одно. В хозяйстве же он занимался гужевыми работами. Сестра их Ярына уехала из Одессы под Херсон — вышла замуж за справного казака из бывшей Олешковской сечи с красивой евангельской фамилией Луки.

Хозяева радушно открыли двери, вновь пожурив, что Танеля опять пришел без своей голосистой суженой. Увидев же гостинцы, стали бідкатись, что же гость-столько-накупил-в-дом-когда-всё-есть-зря-только-гроші-тратил. И лишь дети без церемоний схватили пару сладких гостинцев и начали их есть, не слушая строгих замечаний, что до обеда нельзя. Детей назвали Мыколкой, в честь Степанова деда, и Улей, в честь Степановой тещи. Вот тут, пожалуй, нужно рассказать и о жене Степана — Надежде Покловской.

1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 85
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?