обычно она в это время спала. А тут словно почувствовала, поднялась, хлопотала на кухне.

Удар, обвалилась стена. Журналисты потом писали, он, мол, такой мужественный человек, даже не вздрогнул, не обрезался. Да, он мужественный человек, но погибнуть почти через четверть века после войны перспектива не радужная».

…В 1968 году Лебедев вернулся из Вьетнама. За работу в Ханое удостоился ордена Красного Знамени с цифрой «3». Это означало, что на груди появился очередной, на этот раз третий, очень авторитетный и любимый фронтовиками, орден.

В Москве Алексея Ивановича долго не задержали. Предложили поехать военным атташе в Алжир. По тем временам не самая спокойная должность. Еще не закончилось бурное десятилетие 1960-х годов, когда эта страна пережила многочисленные потрясения — войну, борьбу за независимость, Эвианское соглашение 1962 года, референдум и, наконец, долгожданную свободу, а вместе с ней и массу проблем. Одна из которых — многочисленные минные поля на границе с Марокко и Тунисом. Своими силами алжирцы справиться с таким количеством мин не могли. Они обратились за помощью к Западной Германии, Италии, Швеции, но им отказали. Советский Союз согласился оказать помощь в уничтожении минно-взрывных заграждений. Туда прибыла одна оперативная группа советских инженерных войск, потом вторая. За три года советские саперы обезвредили 1,5 млн мин, разминировали 800 км минно-взрывных полос, очистили 120 тыс. гектаров земли.

Потом приехали советские советники и специалисты, которые помогали создавать национальную армию страны.

Так что у Алексея Ивановича Лебедева в Алжире хватало забот. Однако, как говорят, пути Господни неисповедимы. Он был неожиданно вызван в Москву и получил новое назначение — военным атташе в Париж.

По возвращении из Франции генерал-майор Лебедев возглавил факультет в Военно-дипломатической академии. Несколько лет преподавал опыт молодым, а в 1975 году был назначен военным атташе в Берлин, в Германскую Демократическую Республику.

По возвращении из ГДР уволился в запас.

…Помнится несколько лет назад генерал-майор Владимир Стрельбицкий, друг и однокашник по академии, сказал о Лебедеве прекрасные слова. Я записал их на диктофон. Этими словами и хочу закончить свой рассказ о воздушном асе, Герое, выдающемся разведчике.

«Алексей — человек большой души. Весельчак. Балагур. Довольствовался малым. Не было собственной квартиры, жил на съемной. Как все. А ведь он — Герой Советского Союза.

Любил Россию, ее песни, стихи. Возьмет баян, растянет меха: «Я люблю тебя, Россия, дорогая сердцу Русь…»

Парижане на окна смотрят. Удивляются. Улыбаются…»

Командир боевого «каскада»

Декабрьской вьюжной ночью 1942 года дивизионные разведчики Сталинградского фронта притащили «языка». Немец как немец. Оглушенный прикладом автомата, испуганный, замерзший, он поначалу только невнятно мычал. А начальнику разведки надо было скорее привести плененного гитлеровца в чувство. Комдив торопил, и его можно понять. Предварительный доклад разведки озадачил: у фашиста оказались документы на имя унтер-офицера 206-й пехотной дивизии.

Начальник разведки не посмел бы потревожить генерала. Тем более, как сообщил порученец комдива, тот только прилег. Но дело не терпело отлагательств. На их фронте появилась новая дивизия. Предположительно, конечно. Иначе что делает здесь этот унтер из неизвестного им соединения. Неужто фашисты скрытно перебросили под Сталинград новые, свежие части. У разведчика похолодело внутри.

Унтер тем временем приходил в себя, начал отвечать на вопросы. Как поняли разведчики, 206-я пехотная стояла под Калинином, а его послали с поручением доставить какие-то бумаги, документы. Какие, ему неведомо. Он доставил и уже возвращался обратно, как был захвачен разведгруппой.

Объяснения унтера ничего не прояснили. Наоборот, возникли десятки новых вопросов.

Немец, судя по его рассказу, не был фельдъегерем. Тогда почему его послали с документами? Какие это документы? Опять же Сталинград и Калинин — свет не ближний. Почему связь шла напрямую, а не через штаб армий?

Отсюда и выводы. Этот приезд из Калинина под Сталинград мог действительно быть частной инициативой комдива той же 206-й дивизии. А если все обстояло иначе и немец врет?.. С кем не бывает, лопухнулись разведчики, не углядели, и фашисты скрытно перебросили новые части. А может, это далеко идущая дезинформация. Попробуй отгадай.

О странном унтере из 206-й пехотной дивизии доложили по команде — в штаб армии, откуда в штаб фронта и, наконец, в Москву, в Генеральный штаб.

«У меня своя разведка…»

Командир батальона 186-й стрелковой дивизии старший лейтенант Александр Лазаренко понимал — случилось что-то неладное. В третий раз за неделю на его участке обороны уходили в поиск группы разведки. Он делал проходы в минных полях, провожал группы, принимал их. Но разведчики возвращались ни с чем.

Начальник дивизионной разведки ходил бледный, невыспавшийся и злой. Лазаренко сочувствовал ему, но у него своих забот был полон рот. Тем более сути дела комбат не знал, а разведчики, как всегда, не любили распространяться о своей работе.

Неудача полковой и дивизионной разведок вынудили штаб армии прислать к ним своего представителя.

Майор приехал в батальон Лазаренко, чтобы своими глазами осмотреть передний край, откуда в тыл врага уходили разведгруппы. Вот тут и пожаловался комбату майор, мол, не можем взять языка, а командующий фронтом вне себя требует пленного.

— Ему тоже в Генштаб надо докладывать, — вздохнул майор. — А что доложишь, если разведчики каждую ночь ползают, да толку никакого.

И он рассказал Лазаренко о злополучном унтере, которого неведомым ветром занесло под Сталинград, а они теперь пупки надрывают, доказывая, что 206-я дивизия по-прежнему под Калинином.

— Да здесь она эта 206-я. Куда ей деться? — усмехнулся комбат.

— Это я тоже понимаю. Но ты докажи, — и майор ткнул пальцем вверх, намекая, видимо, на Генштаб.

— А что тут доказывать, у меня своя разведка есть.

Майор с недоверием посмотрел на Лазаренко.

— Какая у тебя разведка в батальоне?

— Да так, — отмахнулся комбат.

Но майор неспроста был из армейской разведки. Он словно нюхом почуял удачу.

— Давай, комбат, выкладывай, дело крайне важное…

Старший лейтенант Лазаренко, разумеется, рисковал, но, как говорят, где наша не пропадала. Так и быть, рассказал он майору, что у него