спектакли. Тем не менее Эрик обладал удивительным качеством привлекать к себе молодежь и вести ее за собой. В каком-то смысле это была секта».

Примечательно, что в театре Горошевского оттачивал актерское мастерство весь костяк раннего «Аквариума»: Борис Гребенщиков, Дюша Романов, Сева Гаккель, Александр «Фагот» Александров, Анатолий Гуницкий, Владимир Болучевский. Туда же ходили Владимир Диканский, Сергей Берзин, Сергей Свешников и, собственно, сам Курёхин.

«Горошевский хотел, чтобы я писал музыку к спектаклям, а Курёхин ее интерпретировал, — вспоминает Володя Диканский. — Тогда Сергей написал всего одну мелодию, на стихи Бродского, а играть чужую музыку было для него настоящим мучением. Поэтому репетиции он, как правило, не посещал. Мне это надоело, и я сказал ему: «Если мы что-то делаем, то делаем. Если не делаем, то гуляй!» И он пошел отдыхать. Правда, совсем на меня не обиделся».

Теперь Курёхин нашел себе новую игрушку — соблазнял друзей-музыкантов смотаться на джазовый фестиваль в Западную Германию. И ничто не могло его остановить — ни государственные границы, ни паспортный режим, ни отсутствие денег и связей. Его идея не воплотилась в жизнь только потому, что никто из его знакомых на подобные безумства отважиться не мог.

«Сергей с улыбкой Джоконды приглашал меня выступить на фестивале в Мёрсе, — вспоминает барабанщик группы «Гёзы» Александр Емельянов. — Логика в рассуждениях Курёхина была следующая: в конце 1970-х Германия звала к себе музыкантов со всего мира — приезжайте, будете обеспечены жильем, едой и так далее. И там образовалась куча летних фестивалей, куда съезжалась музыкальная братия со всего мира. И Курёхин меня туда тащил, тащил, а я почему-то не соглашался».

Неожиданно Сергей устроился дирижировать милицейским хором в одном из домов культуры и работать концертмейстером в студенческом театре ЛГУ. Параллельно подрабатывал тапером в бассейне и играл на органе в католическом костеле в Ковенском переулке.

«Когда Сергей сел за орган и раздались первые аккорды, он всех нас поверг в жуткий, прямо-таки мистический нокдаун, — вспоминает Рим Шагапов. — Впечатление было неожиданное и одновременно очень мощное».

Затем неугомонный Курёхин вписался в состав молодой группы «Гольфстрим». На дебютном концерте коллектив произвел фурор, начав выступление с рева военной сирены. Сирена приводилась в действие вручную, и было непонятно, где Курёхин ее откопал. Но, как выяснилось позднее, это стало чуть ли не единственным козырем «Гольфстрима», хотя в команде и играли первоклассные музыканты — басист Володя Грищенко и гитарист Сережа Белолипецкий.

«Белолипецкий писал песни не совсем простые по форме, с большими импровизационными кусками, — вспоминал Курёхин. — Но группа «Гольфстрим» просуществовала недолго, так серьезно и не заявив о себе. Хотя там было несколько симпатичных композиций, которые мне нравились».

Поскольку Сергею надо было кормить семью, он стал выступать в эстрадном ансамбле — вначале от Архангельской филармонии, а затем от филармонии Республики Коми. Курёхин был тарифицирован как «музыкальный руководитель» и больше года ездил с концертами по городам и весям. Играл на модном электромеханическом Fender Pianos, зарабатывал деньги в сборных концертах и впоследствии этот фрагмент своей биографии вспоминать не любил. Спустя несколько десятилетий узнать более подробную информацию не представляется возможным — Сережу Белолипецкого разыскать не удалось, а басист Володя Грищенко умер от передозировки наркотиков.

Свободный джаз

По своей сути рок — бездуховная, безыдейная культура. Авангард же несет в себе высочайшую идею.

Из интервью Курёхина журналу «Квадрат», 1978

Середина 1970-х. Здание московского Театра эстрады окружено конной милицией, сдерживающей напор нескольких сотен человек — тех, кто не смог попасть на концерт трио Ганелина. Впервые в советской истории авангардный джаз должен был прозвучать в пятистах метрах от Кремля. Только что у прибалтийских музыкантов вышел дебютный диск Con Anima, сразу же ставший огромным дефицитом. В те годы новый джаз был чем-то не только модным и полузапрещенным, но даже таинственным.

Концерт трио Ганелина проводился без всякой рекламы, но в зале Театра эстрады яблоку негде было упасть. Огромные двери Дома на набережной не выдержали напора людей, зрители сидели по два-три человека на одном месте, удерживая пальто в руках. Музыканты из Вильнюса отрывались по полной программе: Владимир Чекасин орудовал двумя саксофонами, Владимир Тарасов выплетал из барабанных ударов причудливые узоры, а Вячеслав Ганелин левой рукой играл на рояле, а правой на электрогитаре. Минут через двадцать, искалечив аргентинское танго, трио превратило «старый добрый джаз» в рев того самого Везувия, что сопровождал последний день Помпей.

Их авангардная музыка решительно не вписывалась в рамки джазового мейнстрима. Трио Ганелина ломало стилистические барьеры, а его участники выглядели едва ли не новыми революционерами. В паузах между композициями они шутили друг с другом и вели себя крайне раскованно. Было очевидно, что со степенными советскими джазменами они изначально не имели ничего общего.

В самый разгар их выступления из зала стремительным шагом удалился бородатый мужчина в американской джинсовой куртке. На его лице бушевала озлобленность. «Это какой-то цирк! — раздраженно бросил он спутнице. — И почему я должен всё это смотреть? Я разве купил билеты в цирк? Я купил билеты на джазовый концерт! Во что эти клоуны превратили джаз?!»

Человека в джинсовой куртке звали Алексей Козлов. Возможно, он почувствовал, как у него из-под ног уходит эпоха. Или просто был не в духе, опаздывая на репетицию своей группы «Арсенал».

В отличие от Козлова другой музыкант досмотрел выступление трио Ганелина до конца. Он сидел на дешевых местах, не отрывая взгляда от сцены. И, похоже, понял всё. А если не всё, то многое. Увидел воочию, что такое абсолютная свобода в музыке. Увидел своими глазами, насколько экспрессивной бывает импровизация. И понял, что в новом джазе нет никаких границ и там возможно всё.

С чистым сердцем он направился в сторону Ленинградского вокзала, чтобы купить билет на ночной поезд. Как вы, наверное, догадались, это был Сергей Курёхин. Он приехал в Москву навестить родственников, и на концерте оказался, что называется, по случаю. Но, увидев трио Ганелина, почувствовал, что в его жизнь мощной струей ворвался авангард.

Всю ночь Курёхин не спал. Стоял в тамбуре и смотрел в темноту за окном. Думал, что делать дальше. После хэппенинга в Театре эстрады он понимал — в жизни нужно что-то менять. В кругу питерских музыкантов Курёхин, как пел Клифф Ричард, был «почти знаменит». Но сейчас у него наступил не лучший период. Ситуация в молодой семье становилась всё тяжелее — как в финансовом, так и в человеческом плане. Впереди маячила неизвестность,