«Как там пустыня?»

«Разве ты не должна быть в постели, сестренка?» – пишу, качая головой.

«Думала о тебе. Как ты?».

Джесс переживает за мое будущее не меньше, чем я сама, и за это я люблю ее еще сильнее. Улыбаясь, печатаю ответ:

«Не переживай. Доехала хорошо, заказала еду и сейчас пойду в душ. Кстати, индекс качества жизни в Финиксе довольно высокий, так что наверняка здесь здорово».

«Не неси чепухи. Там невыносимая жара».

Для Джесс любая температура, которая выше умеренной, – это «невыносимая жара».

«Я привыкну. Но сам по себе город – просто сказка».

Телефон звонит. На экране высвечивается имя Джесс, я быстро отвечаю.

– Ты ничего не видела, кроме аэропорта и своей квартиры, – говорит она вместо приветствия.

– И тебе привет, дорогая сестренка. И не умничай. Почему не спишь? Или ты уже встала?

– Я не умничаю, – ворчит она, и я смеюсь в ответ. – Мне не спится.

– У меня есть повод для беспокойства? – спрашиваю, садясь на коробку.

– Нет.

– Что случилось?

– Ничего особенного. Работы много. Не могу расслабиться.

– Хочешь поговорить об этом? Джесс, ты же знаешь, что я всегда готова тебя выслушать. Ты на год старше, но это не означает, что мне нельзя о тебе беспокоиться.

– Возьму на заметку. – Слышу ее тихий вздох. – Все хорошо, просто разные мысли в голову лезут. Особенно о маме с папой.

– Это из-за меня, да?

– Эй, даже не думай себя винить! Скоро все пройдет.

– Но если нет…

– То я позвоню, и мы поговорим, – отзывается она.

– Хорошо.

Надеюсь, она сдержит слово.

Джесс всегда было легче помогать другим, чем принимать помощь. Обычно она отмахивается от попыток ее поддержать. Хочет быть сильной. С тех пор как родителей не стало, сестра пыталась быть для нас с Логаном опорой.

– В твоей новой квартире есть все, что нужно?

– Да, практически. Не хватает лишь парочки мелочей. Здесь есть диван и кровать. А еще я привезла с собой фотокамеру, книги, кофеварку, кружки, термос и наши фотографии в рамочках. Это самое главное.

Джесс смеется:

– Хорошо. Позвони после того, как выйдешь на работу, ладно? Я хочу знать, как прошел твой первый день. Звони в любое время, слышишь?

Улыбаюсь, убирая волосы за ухо.

– Обещаю. Спокойной ночи. Люблю тебя.

– И я тебя, Лора. Сделай их там, слышишь?

Прыскаю со смеху. Кажется, Джесс забыла, что я лечу людей, а не калечу.

Глава 5

Лора

Наступает утро вторника. Несмотря на ранний час, на улице жарко. В переполненном автобусе, куда я втискиваюсь, держа в руке термос с домашним фраппучино, не продохнуть. К счастью, в глубине салона мне удается отыскать свободное место.

Переезд прошел хорошо, я даже почувствовала себя счастливой, но теперь снова нервничаю. Я не опаздываю, но приеду позже, чем планировала. Поначалу все шло замечательно, я была воплощением спокойствия – пока не поняла, что смотрю не на то расписание и, следовательно, не на то время. На свой автобус я опоздала, следующий не приехал, поэтому на остановке пришлось ждать долго. В больнице я буду к самому началу работы, и от этого мне не по себе. Я хотела приехать заранее, чтобы собраться с мыслями и бегло осмотреть ординаторскую, комнату отдыха и, если получится, палаты, но теперь придется прыгать с места в карьер.

Если бы знала, что все так обернется, не готовила бы три часа фраппучино и не танцевала под музыку из радио. Черт!

Делаю глоток из термоса и озираюсь по сторонам.

Пассажиры дремлют, смотрят в окно или прямо перед собой, погруженные в свои мысли. В автобусе царят тишина и покой, пока мужчина, сидящий через проход от меня, не заходится в кашле. Оглядываюсь на него. Он прочищает горло и затихает, но его лоб покрыт испариной. Это ни о чем не говорит: несмотря на кондиционер, в салоне душно, но мужчина вдобавок ко всему бледен как полотно, а его грудная клетка судорожно вздымается.

– Вы в порядке? – спрашиваю, забыв о волнении. Прежде всего я – врач. Ставлю термос на пол, чтобы освободить руки.

Мужчина не отвечает. Моргает несколько раз. Я напрягаюсь и поворачиваюсь к нему. Он по-прежнему не отвечает. Дышит тяжело и хрипло.

Затрудненное дыхание, нарушение поступления кислорода – слишком неспецифические симптомы.

– Вы меня слышите?

Наклоняюсь вперед, собираясь взять мужчину за руку, но он теряет сознание и падает так быстро, что я не успеваю его подхватить.

Вскочив, опускаюсь рядом с ним на колени. Остро чувствую рядом присутствие других пассажиров, но отгораживаюсь от них невидимой стеной. «Не думай, что за каждым твоим движением внимательно наблюдают!» – говорю себе. Потерявший сознание мужчина – вот о ком нужно беспокоиться.

Приподнимаю ему веки, чтобы взглянуть на зрачки, поворачиваю его в безопасное положение – на бок. Потом проверяю пульс и внимательно осматриваю лицо, шею, руки и грудь на наличие ран или кожной сыпи. Внутри меня словно щелкнул переключатель, память работает на пределе, и я вспоминаю все, что узнала за годы учебы.

Поверхностное учащенное дыхание, повышенное потоотделение, но внешних повреждений или травм не обнаружено. Мысленно перебирая варианты, завязываю волосы в хвост, чтобы не мешались, и проверяю горло: оно распухло. Анафилактический шок? Возможно, но еды или питья, которые могли бы стать триггером, рядом с мужчиной нет. Он принял какое-то лекарства? Его укусило насекомое? Впрочем, сейчас это не имеет значения. Если в ближайшее время не доставить его в больницу, нарушится циркуляция крови. Проклятье!

– Ему нужна помощь! – кричит кто-то.

– Что случилось?

– Это врач?

Не обращая внимания на удивленные взгляды, вопросы и взволнованные обсуждения, которые становятся все громче, набираю 911.

– Здравствуйте, говорит доктор Лора Коллинз из больницы Уайтстоун. Я нахожусь… – Оглядываюсь по сторонам. Черт, я совсем не ориентируюсь в этом городе! Вижу вывеску Художественного музея, а потом то, от чего сердце пропускает удар. Мы застряли в пробке. Вся улица перекрыта. Нет, нет, нет, этого не может быть!

– На Норт-Сентрал-авеню! – подсказывают мне, я киваю и повторяю:

– В автобусе, который едет по Норт-Сентрал-авеню в сторону центра. Мы напротив Художественного музея. Срочно пришлите скорую. Пациент – мужчина лет сорока пяти, похоже, у него анафилактический шок и… он задыхается, а мы застряли в пробке.

– Вызов принят, – слышу я, после чего убираю телефон и начинаю делать закрытый массаж сердца и искусственное дыхание. Двигаюсь, ни о чем не думая и только считая – тридцать компрессий, потом