Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы любители русского языка, — сказал я.
Эти четыре моих слова были предпоследними нашими словами в этой квартире. Дальше говорил только Генрих Степанович Касториев.
— Как вы сказали? Русский язык? Очень интересно. Я все знаю про русский язык. Инга! — крикнул он нетерпеливо. — Инга!
Пришла эта девица с глазами.
— Я сейчас буду рассказывать про русский язык! — объявил Касториев. — Присядь, Инга. Тебе это будет полезно. — Он помолчал, потер руки, рубанул с плеча: — Русского языка нет!
Мы растерялись, Инга нет. Наверно, раньше это узнала. Касториев рассмеялся, глядя на наши дурацкие лица.
— В русском языке, собственно, русских слов очень немного. «Солдат», «радио», «революция», «телевизор» — это все нерусское. Вот матерщина, хамство всякое… Прошу обратить внимание: «хамство» — тоже нерусское слово, хотя хамство — это типично русское. «Каво», «чаво» — это по-русски. Далее: кто такие русские? Откуда взялись? Не понятно. Были варяги, потом татары, мордва, черемисы, получился компот, коктейль. «Коктейль» — нерусское слово, кстати. Что вы хотите, если русский народ героем своих сказок придумал Ивана-дурака?! Представляете, целый народ придумывает в герои — ду-ра-ка! А музыка?!
Он подбежал к пианино, побренчал немного, потом запел:
— «О, соля мио…» Это итальянская народная. А вот любимая «Барыня, барыня, сударыня-барыня»! — запел он противно и громко. — Тупость! А вы говорите — русский язык! Мы не ценим таланта, мы ничего не ценим, нет культуры. Одна у меня надежда — дети. Всю жизнь я отдал детям. Они напомнят о роде Касториевых. Да, Инга?
— Да, папа, — сказала Инга.
— Девочка моя, — растрогался Касториев, — я не жалею, я ни о чем не жалею…
Мы попытались свернуть его с родственных разговоров на дело.
— Вы брали в библиотеке книгу… «Наши древности».
— Брал! — не стал отпираться Касториев. — Тупость. Все придумано. Все эти князья — нерусские. Они варяги. Инга, пригласи детей, пусть послушают. Я хочу рассказать им про род Касториевых. Им это поможет в жизни.
Инга ушла за детьми.
— Я думал, в той книге будет сказано про Касториевых. На всякий случай. Думаю, вдруг?! Ничего подобного. Касториевых вроде не было. Но, слава богу, есть другие книги, поумнее.
Инга привела двоих дошколят, Касториевых в комнате стало четверо. Дети расселись и, как обмороженные, уставились на Касториева-папашу.
— Наша фамилия, дети, была известна тысячи лет назад… Появись я сегодня в Риме и скажи, что я из рода Касториевых, любой прохожий поклонится мне в ноги…
Вошла жена Касториева, в фартуке, встала в дверях. Он глянул на нее краешком глаза, сбился.
— Да… — уже не очень уверенно и потише продолжил Касториев. — Каждый римлянин скажет — это герой. А у нас скажи: «Касториев» — тебе в ответ сморозят какую-нибудь мерзость…
— Касториев! — сказала жена угрюмо. — Кончай умничать.
— Перестань! — топнул он ногой. — Перестань сейчас же!
— Не перестану, — заупрямилась жена.
— Минуточку!
Касториев увел жену из комнаты, они там за дверями стали ругаться.
— Наша мама не понимает, — пояснила Инга, — я расскажу вам дальше. Были такие древние герои — братья Кастор и Полукс. Они вошли в историю как символ братской любви. Созвездие Близнецы названо в честь этих братьев. Касториев — значит из рода Кастора…
— Меня Васька опять Касторкой дразнил, — брякнул один из маленьких Касториев.
— Кто он такой, твой Васька?! — подняла брови дочь Касториева.
Касториев благополучно отругался с женой и влетел в комнату.
— До какого момента ты дошла? — с ходу спросил он у Инги.
— Древний Рим.
— Славно! — сразу включился он без раздумий. — Наш предок был приглашен из нашей родины в Россию. Много сил, таланта, ума было отдано Касториевыми России, но по российской расхлябанности, неблагодарности это забыто. Вот говорят — Петр Первый. Он то сделал, то придумал. А кто ему советовал, этому Петру, по жалкой фамилии Романов? Мы, Касториевы, потомки великих родов… Все — мы! А вы говорите — Россия, русский язык!
После Касториевых настроение было совсем никуда. Что ж это происходит?! И так ни в чем уверенности нет: то ли напишешь контрольную, то ли нет, пустят на рыбалку или дома торчать заставят.
А тут вообще: Кукуевка не годится, говорим непонятно по-какому, а русских нигде нету.
— Интересно, — говорит Винт, — вон сколько населения кругом — и все непонятно какой народ.
— Они тоже хороши, наши предки! Не могли героя придумать, кроме Ивана-дурачка.
— Ну, знаешь, — сказал Винт, — оловянный солдатик тоже не большого ума. Или эта дурища Дюймовочка! Чего хорошего?
— Чего ты защищаешь?!
— А «князь молча на череп коня наступил»? Был ведь князь Олег, прибил щит на ворота Царь-града.
— Наверно, ему эти Касториевы насоветовали. Уж если Петр Первый сам ни до чего додуматься не мог, чего от Олега ждать?!
— Во жизнь! — сказал Винт. — Правильно Лина Романовна говорит — с нас только и толку, что в будущем.
Стемнело, и очень хотелось есть. Но у нас оставался Шильников с загадочным гостем, кто всего боялся.
Собаки во дворе не было. Мы перемахнули через забор и стали смотреть в окошко на житье Шильниковых.
Жили они хорошо. Аппаратура заграничная, телевизор такого размера, что диктор на экране размером с живого человека. Одно было у них не из богатой жизни — тот самый мужичок с чемоданчиком. Сначала мы подумали, он им родственник. Но к родственникам, да еще таким хилым, так здорово не относятся. Они не знали, чем его угощать. Говорили наперебой, а он только кивал и жадно ел. Потом подарил два каких-то слова. Они слушали его, раскрыв рты. Человек кончил есть.
Женщина бросилась убирать со стола. Но Шильников начал ругаться, она забрала своего сынка, и мужчины остались одни.
Гость достал из-под стола свой чемоданчик, вытащил оттуда что-то замотанное в красную тряпицу. Вдруг он поднял глаза и уставился на нас. Мы пригнулись, а когда выпрямились, шторы были закрыты. Представление окончилось. Мы поехали по домам.
На другой день после уроков мы выпросили у Нины Андреевны формуляр и с документом — к Шильникову. Только мы опоздали. Вместо «мерседеса» у дома стояла милицейская машина, а рядом ходил милиционер. Он не пустил нас к Шильникову, посоветовал приходить завтра. Мы хотели разузнать, в чем дело, но милиционер был молодой и очень серьезный, все у него было тайной. Хорошо, вышел лейтенант.
— Охримчук, понятых организуй.
— Есть, — сказал Охримчук и пошел организовывать, чего — мы не поняли.
— Дяденька, — говорю я, — мы тоже пригодиться можем. Мы давно Шильниковым заняты.
— Да ну? — удивился лейтенант.
— Понимаете, мы — любители