– Алюша, как у вас дела? Мишка спит?

– Спит как ангелочек. Маря, тут к тебе женщина какая-топриехала. Но я не пустила. Ты ведь ничего не сказала, а я боюсь.

– Какая женщина?

– Почем я знаю, говорит, подружка твоя, я забыла какзвать, но я сказала, пускай завтра приходит. И что за дела – являться беззвонка, я права? А то мало ли… Теперь народ ушлый такой.

– Действительно, если надо, придет завтра, а я никогоне жду.

Марина терялась в догадках, кто бы это мог быть? У нее былавсего одна подруга – Геля, которую Алюша прекрасно знала, да и та не стала бывот так действовать, а просто позвонила бы ей на мобильник. К тому же сейчасГеля живет в Аргентине. Почему-то настроение испортилось – и потянуло домой.

– Что-то случилось? – подошел Андрей.

– Да вроде нет, но я хочу уехать.

– А Игорь, конечно, не хочет? – засмеялсяон. – Я бы вас отвез, но тогда ему придется пьяному садиться за руль.

– Знаю, – махнула рукой Марина. – Ой, Андрей,а давайте сделаем так: я уеду на его машине, а вы его доставите домой.

– К вам домой?

– Боже упаси. Он утром заберет машину.

– Ну что ж… Я предпочел бы везти вас, но, видно, ничегоне попишешь.

– Спасибо, вы настоящий друг.

Она поспешила к Игорю:

– Игорек, дай мне ключи от машины.

– Зачем это?

Она быстро объяснила ему все.

– Ну вот еще! У меня утром важные дела, машина будетнужна…

– Если ты будешь пить такими темпами, тебе утром будетнужна разве что машина «скорой помощи».

– Маришка, не хами! И вообще, имею я право хотькогда-нибудь расслабиться… И почему я не педераст, как твой Севочка? Совсембабы заездили. А как бы славно было с нежным «голубеньким» мальчиком… Он бы неспорил, а только смотрел на меня с восторгом…

– О, ты уже хорош! Дай ключи!

– Не дам!

– В таком случае забудь обо мне раз и навсегда!

– Ну, Маришка, не вредничай! Посидим еще часик, и япредоставлю тебе возможность отвезти себя домой.

– Тебя отвезет Андрей, а если тебе и вправду с утранужна тачка, я возьму от твоего дома такси!

– Ну где там среди ночи брать такси, и потом, выйдет,что я не джентльмен… Нет, обещаю, через час мы уедем. Ну сядь, давай выпьемдушевненько за тебя, Маришка! Ну выпей, что ты как неродная?

– Я пить не буду, мне же вести машину, черт бы тебявзял.

– Как хочешь, как хочешь, золотая моя! А я выпью, мненадо снять стресс! А то с моей мамулей…

– Марина, вам помочь? – подоспел Андрей.

Она кивнула.

– Игорек, дружище, дай ключи, очень прошу!

Через десять минут уговоров Марина уже спешила к машине.

Как странно, думала она по дороге, я стала совсем какчурбан, а это ведь чертовски романтично – мужчина и женщина столько лет помнилидруг друга, не обменявшись даже словом… Я тогда готова была все бросить, если бон меня позвал, и он, наверное, тоже мог бы что-то сломать в своей жизни. Онволновался сегодня, еще как волновался, а я… Мне было приятно, не скрою, но итолько. Он постарел, хотя все равно хорош… Рост, фигура, глаза… А его дочка,должно быть, уже совсем взрослая, ей тогда было лет шесть-семь…

Нет, вся эта романтика не для меня. В моей жизни главныйчеловек – Мишка. Ох, а ведь этот тоже Мишка! Забавно. Но ровным счетом ничегоне значит. Михаил – очень распространенное имя. Но отчего же так тревожно надуше? Хотелось позвонить домой, но она боялась разбудить Алюшу. Мишку неразбудишь и из пушки… Машину Игоря она решила все-таки поставить у его дома,чтобы поменьше было разговоров, вторые ключи у него есть. Уже на подъезде кгороду она вызвала к его дому такси. И действительно, ей пришлось подождатькаких-нибудь пять минут – и такси прибыло. До чего же все-таки удобно сталожить с мобильными телефонами.

Она уже набрала код на двери подъезда, как вдруг из темнотыее кто-то окликнул:

– Маринхен!

К ней кинулась женщина, с огромной дорожной сумкой.

– Маринхен, какое счастье, что ты вернулась!

– Нора, это ты? – поразилась Марина. Она не виделаэту женщину лет десять.

– Я, конечно, я! – Женщина бросилась обнимать ицеловать Марину. – Меня твоя домраба не впустила, представляешь, киска?Вот сука, правда же? Я говорю: я ее фройндин[1], – а она –знать, говорит, не знаю! Представляешь, Маринхен, я своего супружника послала?.Надо ж в Москве где-то приземлиться, а кроме тебя, негде.

– Но как ты меня нашла? – растерянно спросилаМарина. Встреча ее совсем не обрадовала. Но не оставлять же женщину среди ночина улице. – Ладно, пойдем ко мне, там все расскажешь, – обреченносказала она, понимая, что лечь спать в ближайшие часы не удастся. – Только,пожалуйста, не кричи, дома все спят.

– Да ты что, я тихонечко! Ой, я тут страху-тонатерпелась!

– Почему ж ты не позвонила? Не предупредила?

– Да мне телефон почему-то не дали, только адрес всправочной…

– А если б меня в Москве не было?

– Ну на вокзале бы перекантовалась, вернее, ваэропорту… Или мужичка какого-нибудь подцепила… Не проблема! – Она веселоподмигнула. – Но я так хотела тебя повидать, все ж таки сколько летобщались, дружили…

Никогда мы не дружили, мысленно сказала Марина, отпираядверь квартиры, и приложила палец к губам.

– Ну у тебя и платье – зашибись! – прошепталаНора, когда Марина зажгла свет в прихожей.

– Ты, наверное, голодная?

– Ну съела бы что-нибудь.

– Хорошо, заходи вот сюда, я сейчас принесу белье,больше мне тебя положить негде. Но диван тут удобный. Хочешь помыться с дороги,ванная вон там, помоешься, приходи на кухню, я что-нибудь соображу…

Марина быстро переоделась и побежала на кухню. Вскоре тудаявилась Нора в пронзительно розовом атласном халате. Она сильно постарела,как-то обабилась. И тут же полезла к Марине с поцелуями:

– Ой, до чего ж я рада тебя видеть! Ты все такая же –холодная, неприступная! Но ты не волнуйся, я только на пару дней, потом улечу ксвоим в Новосибирск! Представляешь, Маринхен, я своего послала?…

– Ты уже говорила.

– А, ну да… Он меня до печенок достал, Нalunke[2]. Мне там так обрыдло… А у вас тут, говорят, жизнь совсем другаястала, вольготная! А я воли хочу! Ты вот умница, давно слиняла. Я тогда думала,что ты дура непроходимая, а сейчас понимаю, поумней моего оказалась баба.Заколебали меня там своими правилами. Это не так, да это не так. Я вродеприспособилась уже, но нет… А уж как поглядела, с какими башлями русскиеприезжать стали, так вообще… Надоело мне там хуже смерти. Волюшки хочу, воли!Freiheit![3], понимаешь?