– Пока – да. Но нас очень легко выследить. Нельзя терять времени. – Он помолчал, смотря на воду, что журчала под ногами у Каспара с Май, легонько касаясь его стоп, а потом поднял глаза на молодых людей и одарил Май каким-то очень странным взглядом. – Девочка, – наконец изрек он.

– Девочка? – засмеялся Каспар. – Что ты имеешь в виду? Ну конечно, она девочка. Девушка.

Перрен расхохотался.

– Как странно, наверное, быть человеком. У вас столько тайн друг от друга.

– Тайн?

Каспару очень не нравилось выражение, с каким горовик глядел на Май. Внезапно у него возникло ощущение, что то, что Перрен только собирается сказать, не понравится ему еще больше.

– Она носит девочку, – объявил Перрен.

Глаза у Май распахнулись. В них промелькнуло возбуждение, радость, а потом, когда она перевела взгляд на Каспара, – чуть ли не страх.

– Ты не говорила мне! – произнес он медленно и холодно, уязвленный до глубины души.

– Мне казалось, сейчас не время, – пролепетала Май. – Я… я… – Голос у нее оборвался.

Каспар знал: она умоляет его о любви. Но буря эмоций, охвативших его, была так сильна, что он и сам толком не знал, что именно чувствует. Он холодно напомнил себе, что тот, другой, мертв – пал от его руки. Так все же легче. И сам-то он кто такой, чтобы судить Май после всех тех ужасов, что ей пришлось перенести? Закоченело, с неимоверным трудом, юноша заставил себя протянуть руку и коснуться руки Май, хотя обнять девушку так и не смог.

– Прости. Я думала о тебе, – жалким голоском выговорила она.

– Обо мне!

Кровь вскипела и бросилась в голову. Лицо покраснело от гнева, выдержки вмиг словно и не бывало. Отстранив Май, юноша поднял руку и, чтобы скрыть свое выражение, почесал горбинку на переносице – в том месте, где Халь сломал ему нос много лет назад. Вот с Халем ничего такого в жизни не случилось бы! Скорее, юный дядя Каспара сам бы поставил кого другого в подобную ситуацию.

– Как ты могла, Май? – горько спросил он.

– Я пыталась защитить тебя от Некронда. – Она уже плакала в открытую, в глазах читалась мольба. – Я подумала, если отдамся Амариллису…

– Талоркану! – оборвал ее Каспар. – Его настоящее имя – Талоркан.

– Ну, хорошо, Талоркану, – еле слышно проговорила она, продолжая всхлипывать, но постепенно приходя в себя. – Я думала, что тогда уже не смогу поддаться искушению вернуться к тебе. Думала, уже не навлеку на тебя опасность. Боялась, вдруг, если я вернусь домой после того, как спрятала Яйцо, ты заставишь меня сказать, где именно я его спрятала. Я должна была увериться в том, что уже никогда не смогу вернуться.

Каспар не видел во всем это ни малейшей логики. Он сейчас знал только одно: что убил Талоркана по ошибке, принимая за одного из похитителей Некронда. И когда лесничий уже испускал последний вздох, единственное, что мог сделать Каспар, дабы хоть чем-то загладить свою вину, – это пообещать исполнить его последнюю просьбу. Талоркан попросил позаботиться о Май. И теперь Каспар знал почему. В груди его разверзлась черная припасть ревности. Он не мог даже глядеть на девушку. Ему уже пришлось однажды услышать из ее уст, что она любит Талоркана – но боль, которую испытал он тогда, была ничем по сравнению с нынешней болью. Ребенок. Май носила под сердцем дитя Талоркана. Он, Каспар, любил ее всем сердцем – и вот чем она отплатила ему.

Первая любовь Каспара, Брид, тоже принесла юноше немало страданий – не ответила на его чувство, а глядела лишь на Халя. С трудом, но Каспар сумел смириться и скоро понял, что любит Май, а та с самого начала не сводила с него преданных глаз. Он так долго ждал, чтобы сказать ей о своей любви, – и вот теперь, когда такая возможность ему наконец представилась, узнал: коварная уже отдалась другому.

Молодые люди стояли, не в силах взглянуть друг другу в глаза.

Перрен неловко кашлянул.

– Кажется, лучше бы я помолчал.

– Я все равно бы узнал, – гневно бросил Каспар. – Рано или поздно. Такую вещь долго не скроешь. Хотя тебе могло бы хватить порядочности признаться самой.

Он с горечью сверкнул глазами на Май.

– Да я вообще знаю, что беременна, только со слов этого говорящего камня. Откуда такая уверенность? – напустилась она на Перрена.

– Возможно, для горовика я совсем молод, но мы очень многое чувствуем через воду. – Он снова покосился на ноги. – Это дар Великой Матери: мы разделяем мысли всех вещей, что соединены Ее водами.

– Воистину так! – воскликнула Май. Выражение ее лица изменилось. Вытянувшись, она сложила руки на плоском животе, словно защищая его. Осиротевшая дочь дровосека надменно обернулась к баронскому сыну. – И ты не имеешь никаких прав сердиться.

Молодая волчица встала рядом с ним, рыча на Каспара – никогда прежде за ней такого не водилось.

– Тише, Руна, – с усилием проговорил он. – Я ее не трону.

– В самом деле! – Голос Май звучал безжизненно. – Знаешь, уж лучше бы ты пронзил меня мечом, а не разил таким презрительным отказом. Как будто сам такая святая невинность. Ха! А дома-то, дома о тебе все какого мнения! Ах, распрекрасный Каспар, великодушный Каспар, лучший из людей! Знаешь, там никогда, никогда не поверили бы, что ты обращаешься со мной так дурно. Там почему-то считают, будто в глубине души ты вовсе не такой избалованный, ревнивый ребенок, каким кажешься. Талоркан ради меня отдал все, претерпел забвение. А я нашла в себе силы дать ему душу.

Совесть Каспара была задета. Май права. В Торра-Альте все ждали бы от него большего благородства. Но ведь и он всего-навсего человек.

– Не ждал я от тебя такого предательства!

Ранящие, горькие слова исходили из самой израненной души Каспара.

Серые глаза Май сощурились. Девушка ядовито уставилась на него.

– Ты обвиняешь меня в предательстве? Ты, который столько лет не обращал на меня и капли внимания, увиваясь за Брид! И после этого смеешь рассчитывать, что я буду беречь себя ради тебя?

– Это совсем не то же самое.

– Все эти годы ты твердил, что с ума сходишь по Брид! – закричала она.

– Да, но я-то с ней не спал.

– Только потому, что она не звала тебя в свою постель.

И это, безусловно, была чистая правда. Каспар открыл было рот, чтобы возразить, но не смог придумать ответа. Май победоносно улыбнулась.

– Вот видишь!

– Но я мужчина. Это другое дело.

– Правда? – презрительно переспросила она.

В глазах ее более не читалось мольбы о прощении. Она повернулась к Каспару спиной.

Юношу глодала не только жгучая ревность, но и щемящая боль от сознания, что его отвергли. Как он хотел простить Май, прижать ее к себе, заверить, что произошедшее для него совершенно не важно! Но ему было важно. Очень важно!