– Кроме того, она сказала мне: «Сядь на место, черт возьми», – добавила Йола. – По Левиту, глава 24, стихи с 14 по 16, я могла бы закидать богохульницу камнями уже за это. – Ее верхняя губа чуть заметно задрожала: предательский признак того, что она пытается сдержать улыбку. Как и я.

Фонтанерштрассе, ведущая к площади Хагенплац, шла в гору.

Когда мы вышли из школы, чуть моросило. Сейчас капли дождя размером с горох падали на лобовое стекло. Я заметил, что пора снова поменять дворники. Осенний дождь и скудное уличное освещение не самая идеальная комбинация, если щетки совсем износились.

– Может быть, но я считаю, не важно, о чем там сказано в Библии, не важно, прав человек или нет: насилие не решение, – начал я несколько неуверенно. Эта часть беседы напомнила мне о Йолиной выходке с пеной; то, что она тогда сказала, было правдой. Учитывая большое количество человеческих жертв в моих книгах, лекции на тему пацифизма и кротости не совсем мое.

Светофор загорелся зеленым светом, я свернул направо и потянулся за пультом управления, чтобы открыть электрические ворота. Обычно я не парковался в гараже, но метеослужба предупреждала о надвигающемся ночном шторме и опасности падения веток и сучьев, и у меня не было желания завтра утром обнаружить свой автомобиль с разбитым лобовым стеклом. Кроме того, на моем месте стоял охровый универсал студента, живущего под нами.

– А я считаю, фрау Яспер должна наконец определиться, верит она Библии или нет, папа, – упрямо возразила Йола. – Если голубые грешники, тогда я могу бросать в нее камнями. Все просто.

– Нет, все не так просто, юная леди. Судя по внешнему виду фрау Яспер, она будет требовать, чтобы тебя отстранили от занят… э-э-э!

Я нажал на тормоза. Так резко, что Йола дернулась головой вперед, а ремень безопасности врезался ей в шею. Мы вскрикнули. Она от боли и потому, что не знала, почему я так неожиданно затормозил, а я – от осознания, что слишком поздно.

– Вот дерьмо, – произнес я запретное слово в присутствии дочери, но сейчас это было не важно. Я расстегнул ремень безопасности, открыл дверь и выпрыгнул в дождь, не выключив мотор.

Мужчина, которого я сбил, лежал прямо на подъездной дорожке.

Проклятье.

Что он делал за воротами?

И как я мог его не заметить?

– Эй, вы меня слышите? – прокричал я, хватаясь за телефон, чтобы вызвать скорую. На парне была черная одежда – еще одна причина, почему я не заметил, как он оказался перед капотом, выпрыгнув ниоткуда. Я склонился к нему: мужчина не шевелился, и я исходил из худшего, хотя наверняка сбросил скорость до пешеходной. Я рассчитывал на открытые переломы или и вовсе раздавленный череп – но к тому, что увидел, взглянув в лицо мужчины, я не был готов.

– Ты? – спросил я и отпрянул, словно увидел Антихриста. Рефлекторно оглянулся на Йолу, чтобы проверить, в безопасности ли она.

Это невозможно. Этого просто не может быть.

Передо мной на асфальте лежал мужчина, который в юности совершал поступки намного худшие, чем швыряние камней. Он сажал на кол кошек, забрасывал коктейли Молотова в открытые окна, но помимо издевательств над животными и поджогов однозначным свидетельством психического расстройства подростка наверняка могли бы служить и мокрые простыни, которые его мать меняла каждое утро. Если бы родителям было не все равно, что из их мальчика вырастает педофил-психопат.

– Привет, братишка, – сказал Космо и поднялся. – Какое милое приветствие после стольких лет.

– Ты что, сбежал? – Я раздумывал, стоит ли дать брату носовой платок, но дождь уже смыл большую часть крови у него со лба. За исключением раны на голове, других видимых повреждений у него не было.

– Вообще-то я имею право работать за пределами тюрьмы, некоторые послабления режима – часть моей терапии. Сейчас мне разрешается ежедневно выходить с двенадцати до шести, – сказал он.

Мы стояли в шаге от «жука», под большим кленом, ветви которого склонялись над въездом и немного защищали нас от непогоды.

– И спасибо, что поинтересовался, нет, я ничего не сломал, – сказал Космо, потирая рукой затылок. Он покрутил головой, как раньше, когда хотел позлить меня, потому что я не выносил хруста позвонков.

– Что это значит? – в ужасе спросил я, когда дар речи снова вернулся ко мне. Передо мной стоял мужчина, который вообще-то должен был сидеть в закрытом учреждении в Бранденбурге-на-Хафеле, накачанный успокоительными медикаментами и отделенный от общества множеством стальных дверей, вооруженной охраной и колючей проволокой. Но даже если он говорил правду, даже если какой-то безответственный главврач действительно одобрил смягчение наказания для моего брата, это все равно не объясняло, почему он бросился под мою машину.

– Я ждал тебя, – сказал он. – Ты слепой или как? Я просто хотел напугать тебя, как раньше, помнишь? Когда я прятался за деревом перед нашим домом и выпрыгивал перед твоим велосипедом.

– Чего тебе от меня надо?

– Черт, как ты тогда кричал – как девчонка. – Космо хитро улыбнулся. От одного его резца откололся кусок, нижнего клыка не было, но эти повреждения казались старыми. – Господи. Ты все еще ездишь на старом «жуке». – Он пнул кедом переднюю шину.

Я вытащил из кармана сотовый и набрал номер Йолы.

– Что? – коротко спросила она, было слышно и видно: девочка сбита с толку, что я звоню ей вместо того, чтобы сделать шаг к машине.

– Запри двери. Немедленно! – приказал я, и Йола, видимо впечатленная моим резким тоном, в порядке исключения тут же послушалась.

– Кто это, папа?

Космо, стоявший рядом со мной, захихикал.

– Мой брат, я после тебе все объясню. Что бы ни случилось, ты ни в коем случае не должна выходить из машины, слышишь?

Она молча кивнула. А Космо смеялся все громче.

– О господи, старик, вот ты чудак. – Космо сдвинулся с места и обошел вокруг «жука» по часовой стрелке. – Это мою сладкую племянницу ты там прячешь? – спросил он и указал на заднее сиденье. Помахал ей. – Привет, Йола. Это я. Твой злой дядя Космо.

Йола, которая знала моего брата по рассказам, показала ему средний палец.

Назвать Космо паршивой овцой в семье – это как сказать, что торчащий в спине топор доставляет неудобства. Шесть лет назад он похитил соседского мальчика и приковал семилетнего ребенка к металлической кровати в каком-то заброшенном доме, идущем под снос. Голым. Беспомощным. До сих пор парень не может говорить даже со своим психиатром о том, что Космо вытворял с ним, пока его случайно не обнаружил бездомный, который залез в дом в поисках убежища на зиму.

Позднее мой брат указал «внутреннее давление» как мотив преступления. Пять лет назад его упрятали в психиатрическое отделение одной клиники в Бранденбурге, где он находился в превентивном заключении. Диагноз: педофил-психопат. Прогноз: неизлечим.