Какие-то слова появились, но было поздно. Она уходила. Ладно, может быть, позже.

На ум вернулось «Я хочу», подстегнутое приглашением этой девушки. Не эта ли женщина – та, кто ему нужна? Нет. Ничего похожего, хотя, если она будет рядом, это может оказаться маслом на волны его мозга.

Уже давно искал он свой Грааль. Хотя он и считал, что в отношениях с ними он урод, все же иногда женщины на его пути попадались. Ни одна из них не была панацеей. Всегда на его пути становился призрак Элис.

В общепринятом смысле мало кто из агентов Бюро был полностью психически нормален. Туда намеренно брали одержимых. Бен-Раби считал, что из нормального человека хорошего оперативника не выйдет.

Вообще, чтобы пойти в разведку, надо быть сумасшедшим.

И он усмехнулся сам над собой.

Лихтер вздрогнул, качнулся, толкнул в спину. Он направился к траулеру на орбите. Мойше смотрел на Мауса, который находился на три ряда впереди. Маленький монголоид дрожал, как паралитик. Кажется, единственное, чего он во всей вселенной боялся, – это взлета и выхода на орбиту. На все остальное его реакции были не более бурными, чем у камня.

– А Крыса-то перетрусила.

Сангарийка улыбалась ему через проход. Как она там оказалась, он не видел. Неужели с него мало было головной боли, так теперь еще и это?

Маус был прав. Несколько дней от местной банды не было ни слуху ни духу. Напряжение оставило Нивена. Он начал вживаться в свою легенду.

Для начала он стал просматривать психиатрическую статистику Города Ангелов. Бюро запланировало его легенду так, чтобы собрать потенциально интересную информацию и ввести противника в сомнение.

С виду не существовало разумной причины тратить все время первостепенного агента на сбор информации по профилю психических заболеваний в захолустном окраинном городе. Еще меньше смысла было бы в этом для Стардастера. А данные оказались интересными. Ему стала нравиться эта работа.

А потом он встретил эту женщину. Она на миг материализовалась на краю его поля зрения. Длинная, гибкая, темноволосая. А высокая, большая, твердая грудь навсегда застыла в его памяти ошеломляющей голограммой.

Она исчезла прежде, чем он успел разглядеть ее получше.

Документы у него упали на пол. Он подхватил их, гадая, не принял ли только что желаемое за действительное. Такие буфера…

Это была страсть с первого взгляда. А она выходила из-за угла большого металлического ящика, открыв рот от любопытства. Нивен заглянул в ее черные глаза и снова рассыпал бумаги. На ее лице было написано недоумение.

– Что-нибудь случилось?

– Просто я неуклюжий. Вы так неожиданно появились…

Ему всегда было с женщинами неловко. Особенно с теми, которые так сильно и так сразу его к себе притягивали.

Уже годы такого не бывало, чтобы женщина вот так сразу его возбудила. Он сам себе поражался.

Заложенная в него жесткая программа не предотвратила ни спирания в груди, ни дрожания вспотевших рук. Как у подростка. Полный идиотизм. И он ничего не мог с собой поделать.

Он знал, что после будет есть себя поедом за слабость. Так всегда бывало.

Он снова зашелестел бумагами.

Она улыбнулась:

– Позвольте мне.

И присела, складывая его заметки.

«Монна Лиза, – подумал он, глядя вниз в глубокий вырез ее блузки. – Точно такой же рот. И то же лицо. Только с веснушками».

Косметики на ней не было. И волосы она не обрабатывала ничем, кроме шампуня. Они были расчесаны прямо и висели дико и свободно, с намеком на натуральный завив.

«Она меня превратила в желе», – подумал он. И попытался что-то сказать. Хоть что-нибудь. Но ничего не мог придумать, что не было бы идиотским или пресным. Но он хотел ее узнать. Хотел ее.

– Вы здесь работаете? – выдавил он из пересохшего горла. Прохрипел. И ждал, что она засмеется.

Он знал, что она не здешняя служащая. Уже два дня он провел в зале протоколов. И никого, кроме нее, здесь не встретил, если не считать старую грымзу, которая объяснила ему систему хранения и время от времени следила, чтобы он не нацарапал где-нибудь похабную надпись или не бросил гранату в туалет.

Пока он работал по своей легенде, Маус шатался по городу в поисках ключа, которым можно было бы провернуть всю операцию. А заранее заготовленные звукозаписи создавали впечатление, что он с головой ушел в работу в номере гостиницы.

– Нет, я сюда пришла за материалом для своей работы. А вы?

– Исследования. Проект для корпорации «Убичи». Ох! Гундакар Нивен. Доктор. Не медицины, социальной психологии.

– В самом деле? – Она улыбнулась, отчего стала еще желаннее. – Я думаю, вам уже это говорили. Вы не похожи на доктора.

– Слышал. – Ему не пришлось особенно стараться, чтобы вложить горечь в этот ответ. Он был уроженцем родного мира. И эту часть легенды поддерживать было легко. – Когда ты со Старой Земли, каждый считает…

Социальные неудобства, связанные с рождением на Старой Земле, если их правильно подать, можно превратить в серьезное преимущество. Уроженцы внешних миров без всякой разумной причины испытывали чувство вины за то, во что превратился родной мир. Но это жители Земли превратили ее в тот ад, которым она стала.

Покинуть родной мир желающие могли свободно. Только желающих было раз, два и обчелся. Люди с жилкой авантюризма покинули Землю еще в первое столетие космических полетов, в годы Первой Экспансии и других ранних миграций. Остальные уезжали по колониальному набору, поскольку планетарное правительство Земли за прощение долгов продавало приличный объем мобилизованной рабочей силы. Те туземцы, что хотели вырваться с планеты насовсем, обычно выбирали военную службу.

Нивен не подозревал, что она может быть сангарийкой. И думал, что на теме Старой Земли набрал очки.

– Вы, наверное, исключение… Прошу прощения. Это была грубость.

– Это было предубеждение.

Она подала ему его заметки и надулась:

– Я же попросила прощения.

– Вы его получили. Я не ожидаю, что человек со стороны поймет, что такое Старая Земля. Я сам ее не понимаю. Вы не представитесь?

– Ох, простите. Мария Штрехльшвайтер. Я – хемопсихиатр. Здесь у меня интернатура. А вообще-то я с Большой Сахарной Горы. – На секунду показалось, что она отвлеклась на какую-то свою мысль. – Мне еще один год остался.

– Я там бывал, – ответил Нивен. – Там великолепно.

«Док, – сказал он сам себе. – Срываешься». Доктор Гундакар Нивен на Большой Сахарной Горе не бывал ни разу.

– Я скучаю по дому. Я думала, что Сломанные Крылья – это будет экзотично и романтично. Из-за названия, понимаете? И я думала, что у меня будет случай разобраться в себе. Дома на это никогда нет времени.