помимо этого у меня были преподавательские обязанности – подготовка волонтеров для нашей горячей линии и проведение образовательных воркшопов на тему культуры согласия в школах. Идеология, которой я должна была обучать, в значительной степени опиралась на очень специфическую академическую модель изнасилования, и со временем у меня появились сомнения в правдивости этой модели. «Естественная история изнасилования» стала для меня откровением: она сформулировала эти сомнения и конкретизировала их. Я поняла, что не ошибалась, полагая, что есть что-то проблематичное в традиционном феминистском понимании изнасилования – проблема действительно существует, и едва ли она разрешится сама собой.

Книга Сьюзан Браунмиллер «Против нашей воли» 1975 года остается основополагающим феминистским текстом на тему изнасилования. В самом деле, она настолько стала классикой, что в 1995 году Нью-Йоркская публичная библиотека включила ее в число 100 самых важных книг двадцатого века[42]. Ее слава заслужена, поскольку анализ Браунмиллер был революционным – хотя и небезупречным – и прибыл в решающий исторический момент в самый разгар второй волны феминизма. В частности, утверждение Браунмиллер о том, что изнасилование исторически чаще рассматривалось как преступление против собственности, при котором пострадавшими считаются родственники-мужчины подвергшейся насилию женщины, а не сама эта женщина, было и верным, и своевременным. Изнасилование в браке – надругательство над «имуществом» мужа – лишь относительно недавно стало уголовно наказуемым деянием на Западе и остается законным во многих незападных странах. Борьба за введение уголовной ответственности за это преступление была одной из величайших феминистских кампаний прошлого века, и даже сегодня ее триумф не является окончательным. Книга «Против нашей воли» помогла активизировать эти усилия в 1970-х и 1980-х годах, что было очень хорошим достижением. Уже за это книга заслуживает похвалы.

Точка зрения Браунмиллер резюмируется в знаменитой цитате из ее книги, где она описывает изнасилование как «не что иное, как сознательный процесс запугивания, с помощью которого все мужчины держат всех женщин в состоянии страха»[43]. В модели Браунмиллер изнасилование понимается как выражение не только физического, но и политического господства. Таким образом, она предполагает, что почти абсолютное преобладание мужчин среди лиц, совершивших изнасилование, является продуктом не биологии, а патриархата – социальной системы, которая отдает предпочтение мужским интересам над женскими. Согласно этой точке зрения, насильниками не рождаются, а становятся – они являются продуктом культуры, поощряющей мужчин рассматривать женщин как свои сексуальные игрушки. Следовательно, чтобы покончить с изнасилованиями, мы должны сначала покончить с патриархатом.

В течение последних пятидесяти лет этот аргумент оставался значимым для феминисток всех идеологических направлений. К примеру, в своей статье для «Гардиан» в 2013 году Джилл Филипович выражает господствующую феминистскую идею, когда утверждает, что изнасилование связано с «властью и принуждением. Хотя насильники и используют половые органы как инструмент для своих насильственных действий, дело тут не в сексе, по крайней мере, не в том смысле, что изнасилование мотивировано сексуальным влечением или неконтролируемым сексуальным желанием»[44]. Это мнение часто выражается в одной краткой фразе: «изнасилование – это не про секс, а про власть».

Я часто воспроизводила эту точку зрения, будучи работницей кризисного центра. Вероятно, я даже в точности повторяла эту формулировку. Я чувствовала, что, если посмотреть на дело иначе, если предположить, что насильниками движет сексуальное желание, а не только стремление к контролю, это послужило бы для них оправданием. А мне, разумеется, совсем не хотелось их оправдывать, учитывая, что я ежедневно сталкивалась с ужасными последствиями изнасилований, которые иногда растягиваются на долгие годы. Кроме того, в утверждении Браунмиллер в самом деле есть доля правды. В частности, сексуальные домогательства на рабочем месте почти никогда не совершаются нижестоящими сотрудниками-мужчинами в отношении женщин, занимающих более высокое служебное положение. Напротив, что весьма предсказуемо, они совершается теми, у кого больше власти, в отношении тех, у кого ее меньше.

Теперь я понимаю, почему мне хотелось верить, что дело здесь исключительно во власти. Альтернативная гипотеза казалась мне невыразимо тягостной. В новом предисловии к книге «Против нашей воли», написанном в 2013 году, Браунмиллер представила (не особенно великодушно) эту альтернативу:

Некоторые биологи-эволюционисты твердо верят в мрачную неизбежность того, что «мужчины всегда будут мужчинами». Горстка крикливых неодарвинистов выдвигает теорию, что изнасилование – это экономически выгодная стратегия (сопровождаемая стремлением к агрессии, беспорядочным половым связям и размножению), которая используется мужчинами для широкого распространения своих генов с минимальными вложениями в родительский труд. Но это же просто смешно – оправдывать изнасилования и невыплату алиментов тем, что это якобы «естественное поведение»![45]

Согласно точке зрения Браунмиллер, если мы считаем, что изнасилование – это «естественное поведение», то мы должны также мыслить его, во-первых, как нечто допустимое и, во-вторых, как нечто неизбежное. Первый вывод (о допустимости) является хрестоматийным примером натуралистической ошибки – ложной веры в то, что, если что-то естественно, оно обязательно должно быть хорошим. А вот со вторым выводом (о неизбежности) дело обстоит сложнее. Если изнасилование действительно является продуктом эволюции, становится ли оно от этого неизбежным? Вообще говоря, не обязательно, но это обстоятельство, безусловно, затрудняет его искоренение. Я думаю, именно это является главной причиной того, что исторически феминистки сопротивляются принятию научного аргумента, столь презираемого Браунмиллер. Вместо этого большинство феминисток продолжают апеллировать к теории социализации как к более предпочтительному способу объяснения мужского и женского поведения, как хорошего, так и плохого. Эта теория популярна среди представительниц либерального феминизма, о котором я подробно говорила в предыдущей главе. Но также она популярна среди другой важной группы феминисток, и сегодня не сбавляющих обороты. Речь идет о радикальных феминистках, настаивающих – в соответствии с принятым определением этого движения – на радикальной реструктуризации общества, играющего, как они полагают, на стороне мужского превосходства.

Согласно теории социализации, между мужчинами и женщинами нет врожденных психологических различий. Любые наблюдаемые нами различия являются продуктом воспитания, а не природы. И эта теория не лишена оснований. Так, в своем бестселлере «Заблуждения о гендере» австралийская ученая и писательница Корделия Файн излагает долгую историю попыток исследователей найти окончательные доказательства врожденных различий, приходя к выводу, что доводы в пользу теории социализации в конечном счете намного сильнее. Она ясно дает понять, что существует множество свидетельств того, что мужчины и женщины испытывают очень разное обращение на протяжении всей своей жизни. Например, в одном типичном исследовании, описанном Файн:

Матерям показали регулируемую наклонную дорожку и попросили оценить крутизну склона, с которой их ползающий одиннадцатимесячный ребенок сможет справиться, а также предсказать, попытается ли он это сделать. Как показало испытание на дорожке, девочки и мальчики не различались ни в способности ползать, ни в способности принимать на себя риск. Однако