— Скоро начнет светать. Ты должен успеть до рассвета. Иначе мы тебя повесим, — со спокойной уверенностью сказал Лоренцо.

В уме Стива уже забрезжило решение задачи. Он вспомнил, как пару лет назад запатентовал новое устройство, навеянное именно детской игрой в спичечные коробки-телефончики. Берешь два спичечных коробка. Спички высыпаешь вон (потом пригодятся чего-нибудь поджечь). В каждом коробке проковыриваешь дырочку, туда продеваешь нитку и наматываешь ее на спичку. Коробки закрываешь, один даешь Сережке из шестой квартиры, другой — себе. Расходитесь метров на десять, натягивая нитку. Чуть открываешь коробок и говоришь в него, как в микрофон, вполголоса. А Серый прикладывает свой коробочек к уху и слышит твою речь — правда, как комариную, жужжащую, но слышит. Вибрацию голоса передает натянутая нить.

В обострившейся памяти Стива всплыла заметка из прошлогоднего номера «Technology News»: «Музыкальный паразит. Маленький приборчик буквально произвел фурор на проходившей этой весной в Ганновере выставке. Soundbug — принципиально новое устройство в мире акустических систем. И весьма остроумное. Автор его — Стив Маркофф, президент компании „Sound“ из Лос-Анджелеса, в прошлом талантливый советский инженер. „Звукожук“ воспроизводит звук, используя в качестве мембраны любую твердую и плоскую поверхность, к которой его прикрепят. Фактически паразитирует на чужом теле. Пристроится такое „насекомое“, например, к оконному стеклу, зеркалу или к спинке кровати и заставляет эти предметы выполнять совершенно несвойственные им функции. Вещи на время обретают голос. Конечно, о реальной конкуренции с серьезной акустикой вроде Nautilus (ее тоже поставляет компания Маркоффа) речь не идет. Да и области применения у Soundbug несколько иные. Симфонические записи с помощью этого устройства прослушивать не рекомендуется. А вот для проведения презентаций оно весьма кстати. Или, например, можно прикрепить к лобовому стеклу автомобиля Soundbug от мобильника и использовать его для громкой связи, как того требует теперь дорожная полиция».

Стив повертел в руках картон, бечевку, его глаза загорелись, голос окреп, он скомандовал слугам:

— Уберите со стола все лишнее, мне понадобится место.

Быстро убрали со стола, и он принялся что-то энергично мастерить. Братья и Диоген не сводили с него глаз, при этом в музее стояла абсолютная тишина, прерываемая лишь шорохом картонных листов. Руки инженера сами сгибали, отрывали и продевали, получались те же детские коробки-телефоны, только побольше размером. Закончив, Стив дал одну из коробок Лоренцо, другую вручил Джулиано и сказал:

— Расходитесь на длину бечевки. Один держит свою коробку возле рта и тихо говорит, другой прикладывает коробку к уху и слушает.

— Для чего? — спросил Джулиано.

— Для того, чтоб испробовать мое изобретение.

— Может, лучше дать испробовать слугам? — усомнился более осторожный и недоверчивый Лоренцо.

— Он не использовал порох, я внимательно за ним следил, — встрял в разговор Диоген, — но если хотите, я попробую за одного из вас.

— Нет уж, мы сами! — гордо вскинул красивую голову Джулиано.

Они разошлись в разные концы огромного зала, каждый со своей коробкой. Стив громко крикнул:

— Начали! Только веревку потуже натяните!

Братья выполнили указания инженера, и через несколько минут приблизились, довольные. Произведенный эффект был велик. Симонетта тоже приложила коробочку к розовому ушку.

— Я слышал каждое слово! — восхищенно сообщил младший брат.

— Мне нравится твоя выдумка! По ней можно говорить с подругами, и не обязательно их видеть! — захлопала в ладоши девушка.

— Женщины обожают это устройство, — улыбнулся Стив, смелея.

— Это замечательное изобретение, — подтвердил старший, — как оно называется?

— Телефон, — с глубоким вздохом облегчения ответил Стив.

— Так просто? — вертя в руках коробку, проговорил Лоренцо Великолепный. — Это изобретение может перевернуть мир. Ты — мастер! Как Леонардо. Теперь у нас есть свой мастер, — обратился он к брату.

— Это не я придумал, — уточнил инженер, — просто мы в детстве играли в такой телефон.

— Неважно, кто придумал. Важно, кто воплотил, — с достоинством заметил Джулиано.

— Светает, — сообщил Диоген.

— Пора прощаться, — сказали братья Медичи.

Стив повернулся к окну. За деревьями парка вставало солнце. Светло-серое небо слегка розовело, оставляя сиреневые тени на земле. Обернувшись, ночной гость увидел, что остался в музейном зале один, люди эпохи Возрождения вернулись в свои картины, и Диоген тоже. В камине не было огня, а на решетке аккуратно лежала одежда — все то, в чем он пришел сюда. Стив, уже ничему не удивляясь, быстро переоделся и сложил одежду дожа в глубине каминной ниши. Осмотрелся вокруг: все было таким же, как прошлым вечером. Стив состроил рожу сундуку, где лежал «труп», но вновь заглядывать в сундук почему-то не хотелось…

Перед началом работы музея он снова скользнул за статую мадонны. Когда же появились первые посетители, он выбрался из своего убежища, спокойно прошел мимо старушки смотрительницы и вышел из здания.

На улице пригревало солнышко, щебетали птицы в парке. Все окружающее — и птицы, и прохожие, и рыжая листва деревьев, и троллейбусы — выглядело таким ненастоящим, словно демонстрировалось с плохого монитора. Зато сам Стив чувствовал себя живым как никогда. Кровь с шумом пульсировала в висках, шее и даже где-то под коленками. Саднила скула (к ней приложились не в меру ретивые слуги), глаза были словно засыпаны песком, спать тянуло невыносимо, и к ногам будто привязали по пудовой гире.

Добравшись до гостиницы, он наспех принял душ и заснул крепким, здоровым сном — впервые за много лет, со счастливой улыбкой на лице. Ему снилась Симонетта.

* * *

Флора Элькина всегда заканчивала экскурсию торжественной речью об экспозиции. Это была личная ее придумка. Все залы уже обсмотрены и обсказаны, оставалось лишь проводить группу посетителей по лестнице вниз. Тут экскурсанты всегда более внимательно вглядывались в висящие на стенах картины и, по идее, должны были выходить на улицу окончательно просветленные.

— Вы познакомились с произведзениями искусства и посмоцрели экспозицию, — прокашлявшись, вещала Флора. — Экспозиция, то есць размещение экспонатов в музее, — это сложное искюсство, имеющее свои правила, свои традзиции и свои трудносци…

Вдруг плотная стена слушателей дрогнула и разошлась. В образовавшуюся брешь, как ледокол во льды, врезалась смотрительница Французского зала, седовласая Оксана Лаврентьевна Лужецкая. Флора сразу же испуганно захлопнула рот, потому что в глазах Лужецкой дрожал великий ужас.

— Извините, — продребезжала пожилая смотрительница, подошла к Флоре и, вздрагивая всеми своими кружавчиками, рюшечками и брошечками, прошептала ей на ухо: «У нас чепэ, скорее выводите всех из музея…»