Произнося эту тираду намеренно ледяным тоном, Катерина отметила, как подобралось и сжалось смуглое, мягкое лицо аптекаря. Это был, пожалуй, первый признак неуверенности, который ей удалось разглядеть. Она лихорадочно соображала, какие из ее слов вызвали такую реакцию. Ясно, что не «Мишель де Нотрдам»: Меркюрен и не скрывал, что с ним знаком. Значит, «алхимик» и «астролог», вот что его смутило. Надо срочно этим воспользоваться.

Меркюрен покачал головой.

— Бесполезно сваливать вину на другого, а главное — бесполезно репетировать на мне свою защиту. Вы будете объясняться с великим инквизитором Матье Ори либо с его представителем в Тулузе, кардиналом Антонио Галаццо делла Ровере. Он уже стар, но я надеюсь, что ваша красота произведет на него большее впечатление, чем на меня. Как жаль, что за такими прелестными глазами кроется цинизм убийцы.

И Меркюрен удалился, плотно прикрыв за собой дверь. Катерина ничего не возразила, занятая своими мыслями, которые пустились в бешеную скачку. Кардинал делла Ровере: это имя не вызывало у нее ощущения враждебности. Где и от кого она могла его слышать?

Герцогиня с нетерпением стала ожидать визита монаха-лекаря, который появился только к вечеру. Он с довольным видом осмотрел ее спину.

— Отлично. Вы полностью здоровы. Известно, что мази господина Меркюрена делают чудеса.

Катерина, поправляя одежду, обернулась к монаху.

— Я очень признательна господину Меркюрену. Думаю, что обязана ему жизнью, — И тут же добавила самым невинным тоном: — Он не производит впечатления обыкновенного аптекаря. Он так хорошо одет, даже слишком хорошо для человека его сословия. Я часто спрашивала себя, не врач ли он редчайшей квалификации…

Монах улыбнулся.

— Нет, он действительно аптекарь. Говорят, что во время оно он увлекался не совсем обычным делом, которое зовется алхимией. О, это было невинное увлечение, далекое от некромантии! Он даже написал небольшой трактат, подписавшись псевдонимом.

— Каким же?

— Говорят, Денис Захария, но я мало в этом смыслю. Я его знаю как лучшего в наших краях специалиста но фармакопее. Секрет его успеха именно в этом, алхимия тут ни при чем. Он из богатой семьи, хотя, думаю, в наследство ему ничего не досталось.

Катерина разыграла изумление.

— Из богатой семьи? Когда я впервые его увидела, он показался мне негром!

— Это потому, что он родился в Гвиане, в Вест-Индии. Если вам это все интересно, спросите его самого. Я знаю только, что он состоит в городской управе Сен-Реми.

Монах вышел и закрыл дверь на ключ.

На следующее утро Катерина с нетерпением ждала прихода дочери. По иронии судьбы девушка сильно запаздывала. Когда она наконец появилась, мать набросилась на нее:

— Ну, ты встретилась с Бертраном де Нотрдамом?

— Нет, но я видела его издали, мне его показал господин Гюголен. Он очень красивый юноша.

— У тебя будет возможность с ним познакомиться?

— Наверное, будет. Господин Гюголен заметил, что он мне понравился, и сам предложил нас познакомить.

— Тогда слушай, Джулия. Бертран может дать тебе информацию, которая очень мне пригодится. Первое: кто такой Меркюрен? У меня есть сведения, что он алхимик, знахарь или что-то в этом роде. Можешь разузнать о нем правду?

— Я сделаю все, что смогу, но я еще не познакомилась с Бертраном. Я пока не понимаю, как смогу выудить у него эти сведения.

Катерина невесело улыбнулась.

— Это просто: надо затащить его в постель. Ты ведь сказала, что он красавчик? Ну и развлекись с ним. Утомленный любовью мужчина всегда склонен к откровенности.

Джулия ответила не сразу, борясь со спазмом.

— Я попробую, но это так отвратительно…

— Отвратительно? Не пойму почему! — пожала плечами Катерина, — Ведь Бертран де Нотрдам — не Гвидобальдо делла Ровере, и… — Она остановилась, пораженная. — Вот дура! Как же я не подумала! Ну да, монах же произнес это имя на французский манер… делла Ровере! Вот тебе и…

— Что, мама? — встревоженно спросила Джулия.

— Ничего, ничего. — Катерина быстро овладела собой, — С Бертраном не надо делать ничего другого, кроме того, что обычно делают мужчины и женщины, оставшись наедине. Это заложено в их природе и нравится и тем и другим. С ним, может, и тебе наконец понравится. Расспроси его о Меркюрене, а также о кардинале делла Ровере, который возглавляет инквизицию Тулузы. Ясно, что он родственник твоего бывшего мужа Гвидобальдо, но что это за родство? Может, Бертран знает. Но это не все…

— Что еще я должна сделать, мама? — спросила расстроенная Джулия.

Катерина нахмурилась.

— Молинас получал письма от некоей Анны Понсард из Салона-де-Кро. Я не знаю, кто эта женщина, но она была как-то связана с Мишелем де Нотрдамом, судя по тому, что Молинас ни о ком, кроме него, не думал. Может, Бертран знает и об этом. Спроси его: Анна Понсард из Салона.

— Я попробую. Хотите еще что-нибудь сказать?

Катерина грациозным движением уселась на кровати.

— Да, моя девочка. Мы родились женщинами в очень тяжелые времена. Добыча — только тогда жертва, когда сама себя жертвой считает. Не впадай в эту ошибку: когда юноша вроде Бертрана захочет тобой насладиться, пойми наконец, что ты ведь тоже им наслаждаешься. И ты получишь над ним власть, потому что он уже не сможет без тебя обойтись, а ты без него — сможешь.

— Молинас говорил то же самое, но о женщинах.

— Молинас мертв.

Мишель состоял в головном отряде регулярной пехоты победоносной армии барона де ла Гарда. За спиной авангарда ряды волонтеров шли, как всегда, в полном беспорядке, тем более что по дороге к ним примкнули личности и вовсе не признававшие никакой воинской дисциплины. Это были безработные моряки, набранные в Толоне, когда отряд крестоносцев доставил в этот порт пленных вальденсов для галер. Кроме моряков в ряды волонтеров затесались молодые бездельники, пьяницы и дебоширы, искавшие приключений, а также около сотни проституток, которые ехали в конце обоза на скрипучих телегах, запряженных мулами. Маловато, в сравнении с тысячами жриц любви, сопровождавших французскую армию в походе против Карла V.

На обратной дороге Мишель спрашивал себя, какой прием ждет в Эксе волонтеров, с таким рвением выполнявших человекоубийственный Меривдольский эдикт. Поля были пустынны, усадьбы выглядели заброшенными. Он поделился своими мыслями с бароном де ла Гардом, который объезжал ряды, пытаясь их хоть как-то выровнять.

— Капитан, а вы не находите такое спокойствие подозрительным? — спросил он, указывая на заросшие сорняками пшеничные поля, безмятежно раскинувшиеся под полуденным солнцем. — В поле ни одного крестьянина, да и дома все брошены.