Подойдя к Фивам и давая возможность еще раскаяться в содеянном, он требовал только выдачи Феника и Профита, обещая неприкосновенность всем, кто примет его сторону. Когда фиванцы, в свою очередь, потребовали от него выдачи Филоты и Антипатра и объявили, что зовут к себе всех, кто хочет заодно с ними действовать для освобождения Эллады, тогда Александр двинул своих македонцев.

Сторонники фиванцев сражались с мужеством и упорством, несмотря на то что против них были силы более многочисленные, но когда македонский гарнизон, оставив и Кадмею, зашел к фиванцам в тыл, то большинство, попав в окружение, пало, сражаясь; город был взят, разграблен и совершенно разрушен.

Александр вообще рассчитывал, что греки, потрясенные таким бедствием, присмиреют и утихнут, но в особую себе заслугу ставил, что он внял жалобам своих союзников: фокейцы и платеяне выступали с обвинениями против фиванцев. Он продал в рабство около 30 тысяч фиванцев – всех, за исключением жрецов, тех, кто водили дружбу с македонцами, потомков Пиндара[19] и противников партии, голосовавшей за восстание. Убитых было больше 6 тысяч.

12

В числе великих и тяжких страданий, обрушившихся на город, случилось вот что: какие-то фракийцы вломились в дом Тимоклеи, известной в городе и целомудренной женщины. Воины разграбили имущество, а предводитель их силой овладел Тимоклеей, а затем стал ее допрашивать, не спрятала ли она где-нибудь золота или серебра.

Она ответила утвердительно, пошла с ним одним в сад, показала ему колодец и сказала, что, когда город был взят, она бросила туда самое ценное из вещей. Фракиец нагнулся и стал внимательно вглядываться в это место; она же, стоя сзади него, столкнула его в колодец и убила, забросав множеством камней. Фракийцы связали ее и привели к Александру.

Самый вид ее и походка говорили о достоинстве и благородстве; спокойно и бесстрашно следовала она за теми, кто ее вел. На расспросы царя, кто она, она отвечала, что она сестра Феагена, стратега, сражавшегося против Филиппа за свободу эллинов и павшего при Херонее. Александр с большим уважением отнесся к ней и за ответ, и за ее поступок и велел освободить ее с детьми.

13

С афинянами он помирился, хотя они тяжко переживали несчастье Фив. Горе заставило их отказаться от предстоящего празднества мистерий, а бежавших фиванцев они приняли со всем гостеприимством. Утолил ли Александр, подобно льву, весь свой гнев или он хотел уравновесить жестокое и черное дело делом милостивым, но он не только простил Афинам всякую вину, но и распорядился, чтобы они ведали делами Эллады, а если с ним что случится, то стали бы во главе ее.

Говорят, что впоследствии он неоднократно сокрушался о бедствиях фиванцев и со многими из них обошелся мягко. Вообще же и свой поступок с Клитом, совершенный в пьяном виде, и поведение македонцев, струсивших перед индами, которое помешало ему закончить поход и умалило его славу, он приписывает гневу Диониса и его отмщению. Не было ни одного из уцелевших фиванцев, которому бы он при встрече с ним отказал в просьбе. Вот и достаточно о фиванцах.

14

Греки, собравшись на Истме, порешили выступить против персов совместно с Александром, который и был провозглашен военачальником. Много государственных людей и философов приходило к нему с поздравлениями. Александр рассчитывал, что то же сделает и Диоген Синопский, находившийся в это время в Коринфе. Он проживал в Кранейе и об Александре вовсе и не думал.

Царь отправился к нему сам; философ лежал, растянувшись на солнце. Он поднялся немного, увидев столько людей, и поглядел на Александра. Тот поздоровался с ним и спросил, не нужно ли ему чего-нибудь? «Отойди немного от солнца», – ответил Диоген. Рассказывают, что Александр был так поражен этим пренебрежением, свидетельствующим о душевной высоте человека, что, когда на обратном пути его спутники смеялись и издевались над Диогеном, он сказал: «Если бы я не был Александром, хотел бы я быть Диогеном!»

Желая вопросить бога о своем походе, он отправился в Дельфы. Тут как раз случились «несчастные дни», когда не положено давать предсказаний. Александр послал сначала за жрицей. Она отказалась прийти, ссылаясь на закон. Тогда он сам поднялся к ней и силой потащил ее к храму; словно побежденная его усердием, она воскликнула: «Ты непобедим, дитя мое!» Услышав эти слова, Александр сказал, что никакого предсказания ему больше и не надо: он получил от нее такое прорицание, какое хотел.

Во время его сборов в поход случились и другие божественные знамения. В Либефре[20], например, статуя Орфея (она была из кипарисового дерева) покрылась вся обильным потом. Все испугались этого знамения, но Аристандр ободрил царя, сказав, что он совершит славные и громкие дела, которые заставят поэтов и музыкантов трудиться и обливаться потом.

15

Что касается величины войска, то одни называют как наименьшее число 30 тысяч пехоты и 4 тысячи конницы; другие же как наибольшее 43 тысячи пехоты и 5 тысяч конницы. Аристобул[21] пишет, что на содержание их у Александра было не больше 70 талантов, Дурид[22] – что припасов только на 30 дней, а Онесикрит – что царь взял в долг 200 талантов.

Выступая в поход в таких стесненных обстоятельствах, Александр, однако, сел на корабль не раньше, чем устроил дела своих друзей: одному он дал земли, другому – селения, третьему – доход с городка или гавани. Когда почти все царские доходы были розданы и расписаны, Пердикка спросил: «Что ты оставишь себе самому, царь?» – «Надежды», – ответил Александр.

«Ну и мы, твои соратники, возьмем долю в них», – сказал Пердикка и отказался от владений, ему отписанных; некоторые из друзей царя поступили так же. Александр охотно удовлетворял просьбы и таким образом растратил большую часть того, что имел в Македонии.

С такими мыслями и стремлениями перебрался он через Геллеспонт[23]. Высадившись в Илионе, он принес жертву Афине и совершил возлияние героям. Обильно смазавшись маслом, он, голый, как это было в обычае, обежал вместе со своими друзьями вокруг памятника Ахиллу и возложил на него венок, называя Ахилла счастливцем, который нашел при жизни верного друга, а после смерти – великого певца.

Когда он обходил город и осматривал его, кто-то спросил, не желает ли он посмотреть лиру Париса. Александр ответил, что она его вовсе не интересует и что он разыскивает лиру Ахилла, с которой тот воспевал славные подвиги доблестных мужей.