— Кто?

— Ваш сын. — Дэвид кивнул головой на мальчика.

Элла обернулась. Солли по-прежнему сидел на своем стуле. Рядом стояла тарелка с едой, к которой он так и не прикоснулся. Солли продолжал забавляться игрушкой, то наматывая веревочку на палец, то разматывая ее.

Элла покачала головой:

— Нет, он не говорит.

— Ну что же, — пожал плечами Рейнуотер, — я знаю немало людей, которые говорят много, но при этом не могут сказать ничего стоящего.

Столь спокойное отношение к неадекватному, с точки зрения очень многих, поведению Солли удивило Эллу сильнее, чем задевали назойливые, бесцеремонные взгляды окружающих. На глаза молодой женщины навернулись слезы. Должно быть, Дэвид Рейнуотер заметил это. Не желая смущать Эллу еще больше, он еще раз вежливо коснулся шляпы и пошел к калитке.

Брат Келвин Тейлор оказался поистине подарком судьбы, причем не только для здешней методистской[1]церкви.

Чернокожий проповедник, которому еще не исполнилось и тридцати, был крепким и высоким. Элла сразу обратила внимание на его хорошие манеры и ослепительную улыбку, которая просто-таки сияла, тем более что один зуб у брата Келвина был золотым. Но как знать, не отвлекал ли этот зуб паству во время проповеди, направляя мысли людей к мирскому?

Впрочем, стоило священнику заговорить, и Элла поняла, что отвлечь прихожан от его вдохновенных слов о Господе не сможет ничего. Молодой проповедник обладал удивительным даром — его низкий, рокочущий голос напоминал гром, который усиливается с каждой минутой. Элла представила, как должен звучать этот чарующий голос внутри церкви, устрашая грешников и добавляя новые силы истинно верующим.

Этот человек не мог не произвести должного впечатления на свою паству. Маргарет, знакомя брата Келвина с Эллой, с гордостью заметила, что после его первой же службы число прихожан увеличилось вдвое.

— В это воскресенье в церкви яблоку негде было упасть.

Молодой проповедник отреагировал на эту похвалу с должным смирением:

— Возблагодарим Господа за его милости.

Элле он сразу понравился, и она, не раздумывая, отправила брата Келвина наверх, хотя сестры Данн могли упасть в обморок, увидев в доме темнокожего мужчину. Сама Элла их предрассудки не одобряла. Она хорошо помнила один случай из своего детства, когда впервые узнала, что между белыми и чернокожими американцами есть разница.

Отец повез ее в Вако — они хотели посмотреть новый фильм. В кинотеатре Элла хотела сесть на балконе, но отец сказал, что там место для цветных. В ответ девочка заявила, что это нечестно — сажать людей там, где они, может быть, вовсе не хотят сидеть. Вообще-то она протестовала против несправедливости по отношению к себе самой: почему нельзя сесть там, где ей нравится? Но отец понял дочку иначе.

— Ты права, Элла. Это действительно нечестно, — сказал он, обняв ее за плечи. — И я рад, что ты это понимаешь.

В ее семье не было никаких предрассудков. Соответственно, не было их и у Эллы. Однако с годами она поняла: эту точку зрения на расовые проблемы разделяют далеко не все.

Очень скоро стало ясно, что красноречие — не единственный дар молодого священника. К концу дня он, можно сказать, отполировал пол в освободившейся комнате.

— Если хотите, займусь заодно и коридором, — предложил брат Келвин.

Через какой-нибудь час и коридор был вычищен до блеска.

Когда пришло время обедать, Элла посадила священника на кухне, а сама отправилась в столовую — приготовить все необходимое для сестер Данн. Она заметила, что брат Келвин, прежде чем приступить к еде, прочел над ней благодарственную молитву. Покончив с обедом, он принес в комнату мистера Рейнуотера матрас, подушки и одеяло, успевшие к тому времени как следует проветриться.

Прежде чем уйти, Тейлор сказал Элле, что придет завтра утром, чтобы помочь Маргарет с другой работой, и напоследок добавил:

— К четырем часам комната будет как новенькая. Обещаю вам.

Он сдержал обещание. Элла осталась очень довольна его работой. Тем не менее постель она все-таки застелила сама. Молодая женщина поступила так не только потому, что к этому у нее были особые требования. Помимо всего прочего, ей нравился запах свежевыглаженного белья, весь день пролежавшего на солнце под кустом гардении.

Дэвид Рейнуотер пришел точно в назначенное время. Сестер Данн дома не было: они ушли в библиотеку. Так здесь называли обычный крытый грузовичок — он приезжал в город раз в две недели. Мистер Хастингс все еще был в отъезде. Маргарет гладила на кухне белье, не забывая посматривать на Солли.

Когда прибыл новый постоялец, в доме царила полная тишина. Лишь в большой гостиной слышалось негромкое тиканье часов. Поздоровавшись с Рейнуотером, Элла повела его наверх.

На пороге комнаты он на мгновение задержался и с любопытством огляделся. От внимания Дэвида не ускользнула ни одна мелочь, в том числе он заметил вазочку с веткой жимолости, которую Маргарет поставила на столик около кровати.

— Вы были правы, миссис Баррон, — улыбнулся он Элле. — Комната на самом деле выглядит совсем по-другому. Благодарю вас.

— Рада, что вам понравилось.

— Я понимаю, что вовлек вас в дополнительные хлопоты, но мне на самом деле хотелось поскорее переехать сюда.

Элла молча кивнула, не желая развивать эту тему, — молодой женщине казалось, что любая ее фраза может прозвучать двусмысленно.

Рейнуотер передал ей конверт, на котором было написано его имя.

— Это плата за первый месяц. Скажите мне потом, сколько я должен брату Келвину.

Он переступил порог своей новой комнаты и осторожно прикрыл дверь.

— Я родился на северо-востоке Техаса. Не так далеко от Далласа.

За обедом сестры Данн забрасывали мистера Рейнуотера вопросами. Элла как раз ставила на поднос пустые тарелки, когда мисс Вайолет поинтересовалась, откуда он.

Мисс Перл, внимательно смотревшая на нового постояльца и так же внимательно слушавшая его, заметила:

— В этих местах хорошо растет хлопок.

— Он это знает, сестрица, — заметила мисс Вайолет. — Как-никак, сам торгует хлопком.

— Мне это известно, — ее сестра ответила это немного резко. — Я просто отметила факт.

Желая потушить ссору, которая могла разгореться, Элла вежливо вмешалась в беседу:

— Мисс Перл, вам фруктовый десерт с кремом или без него?