Я убеждал себя в том, что все еще наладится. Что сейчас закончится очередная песня, Даша вернется к столику. Я уговорю ее пойти домой – к ней. Там попрошу, чтобы она дала мне то письмо. Я скажу, что это очень важно. Или нет, что это совсем неважно, просто...

Как я оказался в мужском туалете, я не помню. Помню только, как рвал Дашину сумочку на куски. В моих руках появилась невиданная сила. Я сам себе не принадлежал. Словно бы что-то вселилось в меня, что-то огромное и безумно властное.

Я рвал эту проклятую сумочку в клочья, ломал, находящиеся в ней вещи. Все это с грохотом летело в унитаз. А я спускал и спускал воду. Наконец, сток забился окончательно, и вода полилась через край. Кончено.

Я вышел из кабинки.

– Вот видишь, это вовсе не так сложно, как кажется, – высокий, как жердь, незнакомец стоял прямо передо мной, посреди туалета, и приторно улыбался. – Верь мне, и у тебя все получится. Все относительно, друг мой. Все относительно.

– Оставьте меня! Оставьте!

Хлопнув дверцей туалетной кабинки, я бросился к двери. Прочь, прочь из этого кафельно керамического ада! А он – этот гнусный коричневый тип, все хохотал и хохотал мне вслед, выгибаясь, словно коричневая змея, всем своим длинным тощим телом.

* * *

Через пару секунд я был на месте. Даша как раз подходила к столику.

– Пойдем! Пойдем! – орал я. – Мы должны уходить! Нам надо отсюда уйти!

– Что с тобой? Ты что, спятил! – она не понимала, в каком отчаянном положении мы оказались.

– Даша! Мы должны бежать!

– Ты с ума сошел, – процедила она (ненавижу, когда мне это говорят). – Ладно, подожди, сейчас возьму свою сумочку...

Даша стала ее искать и, конечно же, не нашла. Помню, как она кричала: «Кто спер сумку, суки?! Кто?!!» Началась потасовка. Дашины приятели стали хватать всех, кто проходил рядом. Завязалась потасовка. В ход пошли пивные бутылки.

Звуки ударов, шум, крики. Паника. Мне еле-еле удалось вытащить Дашу из этого ужаса. Мы оказались на улице.

К этому моменту я уже отдал свой номерок... Мой жетон – «7А». Я отдал свой номерок! Я бы не отдал. Ни за что. Но Дашин со стремительной скоростью двигался сейчас по канализационным трубам. Она не хотела выходить из здания без одежды.

Там холодно! Там холодно! – кричала она, когда я выпихивал ее в дверь.

Мне пришлось отдать номерок, чтобы одеть Дашу в свою куртку.

Долговязый стоял на выходе из клуба.

– Тесс... – заговорщицки прошипел он, держа указательный палец у своих губ.

Потом он погрозил мне этим же пальцем – не то укоризненно, не то одобрительно. Отвратительная улыбка.

– Ну, что ты делаешь! – кричала Даша. – Ты сломаешь мне руку! Отпусти!

Все понятно. Даша его не видит. Теперь он будет меня преследовать. Неотлучно.

* * *

– Парень, ты все делаешь правильно! – коричневый шел рядом, курил коричневую сигарету и рассуждал, словно сам с собой. Меня бесил этот его покровительственный тон. – Дружок, ты же физик! Ты должен ко всему относиться с юмором. Что такое «нельзя красть»? Это только условность. Сейчас ты избавился от передатчика – что в этом плохого? Кто дал им право тебя подслушивать?! Они просто зарвались! А ты их урезонил. Молодец!

– Не подлизывайся! – огрызнулся я.

– Что?! – Даша уставилась на меня, как на умалишенного. Ненавижу, когда на меня так смотрят.

– Ничего!

– Ну, не ругайся на девушку, – пожурил меня коричневый и расхохотался. – Она же меня не видит! Кстати, вот еще что... С чего ты взял, что «нельзя читать чужие письма»? А если в них что-то важное именно для тебя?.. Бог не играет в кости, дружок! Если что-то написано, это нужно прочесть. Какая разница, кому автор адресовал свое письмо? Если это важно для тебя, ты и должен читать. Скажешь, я не прав? Но это же логично! А твои установки – глупые предрассудки! Детский сад!

Мне было, что ему ответить. Но я себя сдерживал. Даша не должна слышать, как я разговариваю с кем-то о ее письме.

Мы зашли в метро. Первый час ночи. Поезда ходят с большими интервалами. На платформе никого. В вестибюле станции гулкая тишина.

– Послушай, я же с тобой совершенно серьезно разговариваю, – коричневый продолжал на меня давить. – У тебя хороший план. Правда! Тебе просто нужно это письмо. Забери его, и делу конец. Своими предрассудками ты все испортишь!

– Отстань! – я уже готов был его убить.

– Сам отстань! – возмутилась Даша. – Ты совсем спятил?!

– Не кричи на меня! – она на нервах, я понимаю, но и меня нужно понять.

– Знаешь, что... – Даша стала на меня наезжать – грубо, резко, отвратительно, как она умеет. Словесный понос.

– Видишь, – коричневый говорил одновременно с ней, – она же просто стерва! Ты уже расплатился с ней за это письмо. Она должна тебе его отдать. Это справедливо! Она хотела секса. Ты занимался с ней сексом. Теперь пусть она отдаст тебе письмо! Скажи ей! Пусть отдаст! Оно ей не принадлежит! Это твое письмо!

Из-за того, что они говорили одновременно, я совершенно потерял самообладание.

Прекрати! Прекрати немедленно! Я тебя убью! – я бросился на коричневого.

Мы сцепились. Я колотил его изо всех сил, сбил с ног, катал по полу. А он только смеялся и продолжал говорить. У него даже дыхание не сбилось!

– Сам прекрати! – говорит и хохочет. – Что ты строишь из себя какую-то цацу! Недотрога! Будь мужчиной, в конце-то концов! Это надо же, вы посмотрите! Он собрался управлять Миром! Да ты же слабак! Слюнтяй! Молокосос! Управлять Миром! Да куда тебе?! Ты – ничтожество! Полное ничтожество! Ты даже не можешь забрать свое письмо! Это же твое письмо! Оно было у тебя, а ты его отдал!

Я душил его, сжимал изо всех сил его пластилиновую шею. Но все без толку. Она прогибалась под моими руками, а коричневому, кажется, было на это наплевать.

– Я тебя убью! Убью! Замолчи! Немедленно замолчи! – кричал я, не оставляя попыток вынудить его замолчать.

– Смотри, уезжает! – он показал на поезд.

Двери электрички закрылись, и она тронулась с места. Последнее, что я видел, это перепуганное лицо Даши. Она смотрела на меня испуганными глазами, прижавшись руками к дверному стеклу.

– Даша! – заорал я, отпустил коричневого и побежал за поездом.

– Куда же ты, дружище?! Куда?! – коричневый развел руками, и все это вместе – и вопрос, и эта поза означали: «Ну какой же ты придурок!»

Поезд, конечно, не остановился. Мне пришлось ждать следующий.

Коричневый не унимался. Он пересказывал мне мои мысли. Делал по их поводу едкие замечания. Придирался к некоторым параметрам моей формулы. Плел что-то о звездах и своих знакомых. О том, что я Избранник. Что ему бы очень хотелось знать, какой придурок меня «избрал». И так далее, и тому подобное.