со времени разрешения черноморцам селиться на землях между Днестром и Бугом, казаки успели основать по р.р. Днестру, Бугу, Телигулу, Березани, при Очаковском лимане и в других местах 25 селений, с главной резиденцией войска в Слободзее. Кроме того, возникло много хуторов, зимовников и рыболовных заводов. Черноморцы деятельно заботились об устройстве своего края. Но в то же время многое и многое наводило их на мысль о непрочной будущности казачества. Не только смерть гетмана, защитника интересов войска, но еще более окружающие казачью жизнь условия пугали черноморца. Несмотря на военные заслуги казаков и разрешение правительства селиться и обзаводиться хозяйством бывшим запорожцам, ближайшей администрацией и в особенности помещиками ставились всевозможные препятствия для казачьей колонизации. Запорожцев не пускали в войско, пытались прикрепить к поместьям, обратить в холопов, удерживали их жен и детей. И это еще не особенно страшило и беспокоило черноморцев. На прибугских и приднестровских землях во всяком случае поселилось в течение двух лет 1759 казачьих семейств в числе 5068 муж. и 4414 жен. пола; это население во всяком случае было вне посягательств на него со стороны помещиков и администрации. Но за черноморцами, во-первых, не были прикреплены никакими документами назначенные им земельные владения, а во-вторых, рядом с этими, указанными в весьма неопределенных границах, владениями шли деятельные раздачи на поместном праве пустующих земель. Между тем казаки были уже раз свидетелями того, как их старинные запорожские земли обратились на их глазах в частную собственность лиц, не имевших никогда и никакого отношения к сечевым владениям, как священные для них места, где когда-то находилась их резиденция – Запорожский Кош, были переделаны и приспособлены для помещичьих поселений, как их права на владение, омытые казачьей кровью и укрепленные историей, тем не менее были попраны и уничтожены. Это был горький и жестокий урок. Не могло ли того же случиться и с вновь обещанными землями? Вот вопрос, который более всего беспокоил казаков и наводил их на мысль о сомнительной будущности войска и его прав. Россия в это время придвинула границы к самым водам Черного моря, казачеству некуда было двигаться дальше, недавние военные заслуги войска могли быть скоро забыты, надобность в боевой казачьей силе могла не потребоваться в ближайшем будущем; один неосторожный шаг со стороны казаков мог похоронить войско со всеми его проблематическими правами. К тому же обещание Екатерины Великой дать черноморцам земли на Тамани, сделанное еще в 1787 году при возникновении войска, было в силе; при первом удобном случае администрация, желавшая выжить казаков, могла опереться на это обещание, да и на самом деле вскоре после смерти Потемкина черноморцам было предъявлено требование переселиться на Тамань. Не лучше ли, поэтому, было сразу уйти в этот неизведанный еще край, где царили ширь и простор и где интересы казаков не могли столкнуться с выгодами и расчетами сильных тогдашнего мира? Черноморцы решили этот вопрос утвердительно.

То, что сделали в этом отношении черноморские казаки, представляет в истории редкий пример разумно и практически проведенного плана, придуманного массой, народом. Выработан и выполнен этот план был именно всей многолюдной казачьей общиной и ее выборными представителями. В этом сказались обычаи и традиции Запорожья. Еще в 1789 году, когда казачество ощутило надобность в собственной своей земле и когда как по этому вопросу, так и относительно приравнения черноморской казачьей службы к донской в военном отношении, между пешими и конными казаками произошли несогласия, кошевой атаман Чепега просил войскового судью Антона Головатого «приложить старание привесть и пехотную команду о земле в единомыслие, а также и о донской службе» и «учинить настоящую выправку: какого пехотная команда мнения, дабы и конная с пехотною могла быть в едином согласии», – Чепега просил вместе с тем судью прислать ему письменное уведомление «за подписанием общих рук». Вследствие этого Головатый собрал на острове Березани казачью раду из пехотных казаков, которые и выразили свое согласие относительно ходатайства о земле в особом приговоре. Препровождая этот приговор к войсковому атаману, Головатый прибавлял в особом письме: «Касательно до пехоты, то оная в своем существе, так как и была на военной ноге, всегда готова проливать кровь за веру, отечество и вольность, которую заслужить положили с помощью Бога». Казачество, следовательно, не только коллективно заявило свои желания, но и порешило так или иначе добиться осуществления их. Таким образом, случай этот показывает, что общинная самодеятельность была видной характерной чертой в жизни черноморского казачества на первых порах его существования.

Особенно ярко эта черта выразилась в постановке вопроса о переселении черноморцев из-за Буга на Кубань. Получив приказание о переселении, казаки на общей войсковой раде порешили послать прежде всего опытных людей для осмотра Тамани и прилегавших к ней земель. Таким лицом был избран войсковой есаул Мокий Гулик с командой казаков, которым поручено было тщательно обследовать характер местности и оценить достоинства угодий. Затем, по приговору также войсковой рады, судья Антон Головатый с несколькими войсковыми товарищами были избраны в депутаты к Императрице для исходатайствования прав «на вечно спокойное потомственное владение» той землей, которую наметило для себя казачество. Депутации было вручено прошение на имя Императрицы от имени всего войска и особая инструкция относительно тех пунктов, о которых депутация должна была хлопотать. Не смея даже намекнуть на права бывшей Запорожской Сечи, войско принуждено было пустить в ход хитрость. Так, оно скромно просило об отдаче ему во владение земель «на Тамани, с окрестностями оной», а окрестности эти, по занимаемому ими пространству, в 30 раз превышали весь Таманский полуостров. Войско не обмолвилось также словом об организации самоуправления, а впоследствии выработало свой собственный законодательный акт, служивший, в сущности, снимком с организации самоуправления в Запорожской Сечи. Результатом хлопот депутации в Петербурге были две жалованные грамоты от 30 июня и от 1 июля 1792 года. В этих грамотах были выражены те начала, которые легли потом в основу общинного самоуправления черноморских казаков. Надо отдать полную справедливость той осторожности и тактичности, с которой действовала казачья депутация и в особенности ее глава – судья Антон Головатый. Пустив в ход все: и знакомство с людьми сильными, и малорусскую песню, и чудачество казака-малоросса, этот замечательно умный и по своему времени довольно образованный казак настолько успешно довел до конца порученное ему дело, что главнейшие желания войска были занесены в жалованные грамоты в подлинных почти выражениях казачьей инструкции и прошения.

Когда казачья депутация прибыла из Петербурга обратно в войско, с жалованными грамотами на земли, с новыми регалиями и подарками Императрицы Екатерины, и когда с