предки его были из Прибалтики). Отец в большой (шестеро детей) семье был авторитетный и культурный – участвовал в постановках любительских театров.

Семья часто переезжала – после Рязани был Екатеринослав, Омск и, наконец, Саратов. По тем временам – отнюдь не глухая провинция, а один из самых богатых и культурных городов Поволжья, наряду, например, c Нижним Новгородом.

Именно оттуда она летом 1908 года поехала в гости к тётке Софье Николаевне, которая по работе во Фрёбелевском институте (готовил воспитательниц и учительниц) сдружилась с Варварой Михайловной Булгаковой. Причём отношения были настолько тёплыми, что дети Булгаковых запросто останавливались у Софьи Лаппа на Большой Житомирской, когда летом семья была на даче, а у них дела были в городе. В 1908 году Михаил сдавал экзамены, а Татьяне был нужен человек, который бы показал город… Михаил называл её Тасей.

Забавно, что знакомство детей обеспечила Варвара Михайловна и она же первая за голову схватилась, наблюдая за развитием романа… Беспокоиться, откровенно говоря, было из-за чего – Михаил даже учёбу забросил, учился семь лет вместо пяти. К тому же, по мнению родных, молодые люди были безответственны и не приспособлены к семейной жизни (Вера Булгакова: «как они подходят друг другу по безалаберности натуры!»). Татьяна, например, готовить не умела. Тем не менее закончилось всё хорошо – семейный священник Булгаковых о. Александр уговорил Варвару Михайловну сменить гнев на милость.

Татьяна, по настоянию отца, год проработала классной дамой в училище (впечатления остались самые жуткие – девушки там были крупнее её и совершенно недисциплинированные), а летом 1912 года переехала в Киев для учёбы на историко-филологическом отделении Высших женских курсов (в этом здании сейчас находится МЧС Украины). Она там действительно проучилась полгода и бросила – ей это было не нужно, да и за обучение надо было платить…

26 апреля 1913 года Михаил и Татьяна обвенчались. С фотографий 1910-х годов на нас смотрит миниатюрная, худощавая, большеглазая фея. Для того времени – совершенно очевидный «неформат». Впрочем, в женских воспоминаниях писанный красавец Булгаков тоже характеризуется как «некрасивый».

Что можно сказать об этой семейной паре, не впадая в бытописательство и не повторяя биографию самого Булгакова?

Во-первых, именно неприспособленная для жизни Татьяна показала железную волю и дважды спасла Булгакова в самом прямом, физическом смысле этого слова – помогла ему излечиться от наркомании и никуда не повезла в 1920 году из Владикавказа, где он лежал при смерти, больной возвратным тифом. Он ещё недоволен был… Как же – под большевиками остался!

Во-вторых, именно Татьяна выручала непутёвого мужа из всех сложных передряг – по частям продавала золотой браслет, носила на рынок вещи, готовила еду из невесть чего в голодной Москве…

В-третьих, Михаил был ревнив, но, при этом, верным мужем отнюдь не был. Даже в сычёвской глуши он ухитрился найти пару барышень, за которыми, как говорила Татьяна, «немного ухаживал». А уж что было в Москве, особенно, когда Булгаков стал популярен… Жене он говорил: «тебе не о чем беспокоиться – я никогда от тебя не уйду». Она не верила и даже раз ударила его. Кстати, правильно не верила.

В-четвёртых, Татьяна Николаевна дважды была беременна.

Первый раз – ещё до свадьбы и заводить ребёнка было самоочевидно рано. Второй раз – во время проживания в Никольском. Там, понятно, рожать ребёнка было нельзя, даже без учёта наступившего дальше смутного времени. К тому же Булгаков боялся последствий своего морфинизма (более у него детей так и не было). По словам Татьяны, аборт ей делал дядя писателя Николай Покровский, по сообщениям некоторых биографов – сам Булгаков. То ли аборт был неудачен, то ли сыграло свою роль отсутствие прочного брака, но у Татьяны детей не было тоже (она говорила Паршину, что никогда их не хотела).

В-пятых, со временем их отношения зашли в тупик.

Автор одной из последних по времени (и одной из лучших) биографий Булгакова Алексей Варламов считает, что разлад был предопределён отсутствием у Т. Н. Лаппа духовного развития. Будучи идеальной парой для Булгакова-врача, она стала неинтересной Булгакову-писателю. Критической точкой отношений считается момент, когда Татьяна Николаевна не поняла сцены молитвы Елены в «Белой гвардии». Прав исследователь или нет, судить не можем, хотя для обоих расставание было крайне тяжёлым.

В марте 1925 года они развелись. Фраза из заголовка была сказана Булгаковым при расставании… Он попросил Татьяну Николаевну не рассказывать об их совместной жизни, и она соблюдала этот запрет до 1975 года, когда к ней приехала Яновская.

В 1933 году Татьяна встретилась с братом друга Булгакова Ивана Крешкова Александром и в 1936 году уехала с ним в Иркутскую область, где тот работал педиатром. Из её оговорки в интервью Паршину следует, что она до последнего надеялась на возвращение Булгакова, но после брака с Е. С. Шиловской в 1932 году оставила надежды. Крешков её ревновал и уничтожил всё, что было связано предшественником. После смерти Булгакова приехала в Москву, побывала на могиле. Только тогда узнала, что Михаил хотел её увидеть накануне кончины. Видимо – прощения попросить.

После войны гражданский брак с Крешковым распался, Татьяна Николаевна переехала в Харьков. Прожила она там, правда, недолго – вернулась в Москву, устроилась на работу библиотекарем и встретила друга Булгакова адвоката Давида Кисельгофа, с которым познакомилась ещё в 1923 году. Они женились и в 1947 году уехали в Туапсе. В 1974 году Кисельгоф умер.

10 апреля 1982 года Татьяна Николаевна умерла, посетив накануне смерти Одессу, Николаев и Херсон.

Рукописи не горят. Но их можно стирать!

Название одной из ранних повестей Булгакова «Записки на манжетах» понимают, обычно, иносказательно. Однако в Государственном литературном музее хранится манжета от сорочки Булгакова с датированной 1922 годом запиской неизвестному другу – скорее всего, Юрию Слёзкину. С последним он был очень близок во Владикавказе в 1920 году.

Собственно, именно этот черновик, скорее всего, и дал название повести. Написано на манжете: «1922 г. 19 сентября. Я писал <имя тщательно стерто> на манжете единственному человеку, который нашёл слова, чтобы поддержать пламень у меня. Я этого не забуду. М. Булгаков». Манжеты и воротнички тогда были съёмными и стирались отдельно. По воспоминаниям машинистки Ирины фон Раабен, печатавшей «Записки», «у него в руках были, как я помню, записные книжки, отдельные листочки, но никакой рукописи как таковой не было». А возможно также манжеты, рукава и другие части одежды.

«Записки на манжетах» были написаны в 1922–1923 гг. и состояли первоначально из трёх частей. Две из