лет. Возможно, Советник почувствовал, в какой опасности находится Империя. Вспомнив безвольного Великого Хана и змеиное кубло его наложниц, Баосян подумал, что Советник чуть ли не единственный, кто все понимает.

— Заместитель Министра — пустое место, — согласился он. — Однако самая опасная фигура — та, о которой никто не знает, что она в игре.

Помедлив, Сейхан осторожно спросил:

— А в какую игру вы играете, досточтимый Принц?

Баосяну мигом вспомнились нависшие над ним презрительные лица. Казалось, достаточно одного их недоброго взгляда, чтобы он съежился и пропал с глаз долой. На деле же каждая капля неприязни только подпитывала черный океан внутри него. Баосян с ненавистью в голосе выпалил:

— Все смотрят на меня, как будто я враг рода человеческого. Позорище. Насмешка над всем, что ценят монголы. Да им и не снилось, на что я способен.

Баосян почувствовал, как бешено бьется сердце. Он хотел царапнуть по поверхности, но резанул слишком глубоко и выставил свое безобразие на всеобщее обозрение. Выражение лица Сейхана стало еще более сдержанным. Наверное, в душе ему противно. Баосян не мог его винить в этом. Кому хочется прикасаться к чужой открытой ране, рискуя заразиться?

В ярости от стыда, Баосян развернулся на каблуках и направился в сторону ближайших ворот, ведущих из Дворцового Города.

— Где там эта должность, за которую я столько заплатил?

* * *

Министерство доходов, как и все прочие министерства и секретариаты, располагалось в центральной части Ханбалыка, в Коридоре Тысячи Ног, на широкой улице, соединявшей главный вход в Императорский Город, массивные ворота Чонтянь со стороны юга и средние ворота в южной стене Ханбалыка. На взгляд Баосяна, которого смертельно раздражало все вокруг, здание министерства со своими голубыми карнизами и позолоченными коньками крыш выглядело таким же чистеньким новоделом, как и вся столица в целом. Единственное, что здесь было старше монголов, — гибискус, рыжим пламенем окаймляющий дорогу.

— Как недолговечна красота этих деревьев!

Баосян подпрыгнул. Старый коренастый монгол в чиновничьей красно-коричневой мантии, с седыми косичками, торчащими из-под лакированной муслиновой шляпы с длинными выступами с обеих сторон, подкрался к нему незаметно — башмаки у него были подбиты войлоком. Он продолжил по-монгольски с местным акцентом:

— Через недельку-другую вся улица будет усыпана листвой по колено.

Тут до Баосяна дошло, кто перед ним, и он быстро поклонился.

— Приветствую досточтимого Министра.

— Принц Хэнани!

Министр Доходов оценил взглядом узел волос в сеточке тончайшей серебряной филиграни, по-наньжэньски закрепленный заколками с жемчужными наконечниками, землистый цвет лица смертельно усталого человека, платье салатового цвета и обувь в тон. Благодушное выражение лица, окаймленного жидкой седой бородкой, не изменилось ни на йоту. Наверное, это его обычное состояние, как мрачность у Оюана.

— Наш новый Заместитель Министра! Удивили вы нас. Ну, добро пожаловать. Вы не голодны? Жарко слишком для этого времени года, вам не кажется? Не припомню такой осени с той поры, когда был юнцом вроде вас. Давайте присядем, а я прикажу служанке принести нам напиток, который любят на юге, ну как его там… с красными финиками и медом. Очень освежает! Наньжэньцы умеют бороться с жарой.

Министр, не умолкая, похромал внутрь. От этой болтовни у Баосяна создалось впечатление, что столичные чиновники целыми днями пьют чай и сплетничают, поэтому рабочая суета в коридорах министерства его удивила. Они миновали библиотеку, комнаты для хранения учетных книг и жалоб, комнату, где слуги растирали чернила, и еще одно помещение, битком набитое чиновниками. Все до единого были сэму, так как наньжэням гражданская служба воспрещалась. Они так бодро щелкали счетами, что бумага в окнах дрожала. Дома, в Аньяне, было то же самое. Баосян почувствовал болезненный укол ностальгии. Но чернота уже была внутри него, и он знал, что пути назад никогда не будет.

По темноватой внешней галерее, а потом вверх по небольшой лесенке Министр провел его в здание с зарешеченным фасадом. Внутри располагался просторный отдельный кабинет со столом, заваленным бумагами, и угрожающим количеством шатких книжных полок.

Сам Министр садиться не стал.

— Передохните минутку! Старик выпил слишком много чашек чая, а мочевой пузырь уже не тот. — Он подмигнул и, прихрамывая, пошел обратно к выходу. — Опыт подсказывает мне, что нужно заняться этим сейчас, чтобы потом мы могли посидеть вволю.

Баосян бегло огляделся. Из одной двери в другую тянуло сквозняком. С одной стороны, тут было попрохладней, с другой — сильно пахло сухим навозом и хлебом. После спокойных окрестностей загородной резиденции Принца Хэнани город буквально атаковал его.

На столе, поверх моря бумаг, лежала учетная книга, как бы нечаянно оставленная в общей кипе, чтобы совершенно случайно попасться ему на глаза. Баосян пролистал ее и не без удивления увидел страницы, испещренные аккуратными вычислениями в качестве образца, и пустые страницы, ожидающие его ответа. Он вспомнил обезоруживающую болтовню Министра. Интересно, сколько чиновников уселось в это кресло, даже не притронувшись к книге?

— Вы ее нашли! Не слишком переживайте. Это испытание все проваливают, так составлены вопросы.

Рядом возникла служанка с запотевшим кувшином, одинаковыми пиалками и блюдом с засахаренными фруктами в каждой выемке. Она бросила на Баосяна веселый взгляд, словно предчувствуя его панику, на ее щеках обозначились ямочки. Девушка поставила поднос на захламленный столик и удалилась. Баосян просмотрел задания, и его губы искривились в улыбке.

Министр вернулся быстро — для честного испытания даже слишком быстро. Он проковылял к креслу, взглянул на ответы нового заместителя, еще блестевшие черными свежими чернилами. Баосян поймал момент, когда отвращение старика — а оно было, пусть и скрывал он его лучше прочих! — превратилось в уважение.

Уважение как пощечина. Баосян всю жизнь хотел, чтобы его уважали за таланты, а не презирали. Оказывается, этого было так легко добиться?.. Но слишком поздно.

Он резко спросил:

— Неужели вы думали, что я рассчитывал бить баклуши на такой должности?

Министр взглянул на него.

— Никто не ждет, что дворянину понадобится жалованье, а уж чтобы он за деньги работал… Особенно если это Принц Хэнани, чье поместье достаточно богато, чтобы десятилетиями обеспечивать Великой Юани защиту от южных мятежников. Я предположил, что вы бездарь, промотавший все свое состояние. А оказалось, вы небесталанны. Так зачем же вы уехали из Хэнани, Ван Баосян?

Чернота в сердце Баосяна всколыхнулась у дна, как вода, что вот-вот закипит.

— Мне просто не хотелось там оставаться.

Лицо Министра смягчилось.

— Понимаю. Ваш отец и брат. Мне очень жаль.

Баосяна это возмутило. Ему не нужна была доброта. Как и жалость. Возмущение перешло в ожесточенное презрение. Именно такой сочувствующий дурак ему и пригодится. Человек, готовый подавить отвращение ради