присела к грядке, подняла совок и исчезла для этого мира, целиком погрузившись в прополку редиса… Там, близко, под землей, наливаются силой корнеплоды красно-фиолетового цвета с белыми хвостиками-хлыстиками, ароматные и хрустящие. Эх, еще бы зубы! Андрей уговаривает поставить какие-то новые, быстрорастущие… Это что, у меня зубы как редька будут расти во рту-то? Ась? И баба Маша весело рассмеялась.

Вдруг что-то снова мелькнуло над головой – резкий звук, яркая вспышка, – хлопнуло по ушам и глазам и отдалось в груди слева… Мария Федоровна медленно и осторожно поднялась на ноги, дыша тяжело, неровно. Под ребрами что-то трепетало, сжималось, опадало… Так-так-та-ак… Да что ж такое сегодня… Так и окочуриться недолго… Что это со мной?

– Понижай нагрузку! Понижай! Выруби автомат вообще! – послышался за спиной как будто знакомый мужской голос, и бабка удивленно обернулась…

Калитка легко и звонко стукнула по туловищу дубового столбика. Никого нет. Ветерок, видимо… Послышалось.

– Эй, кто там?.. – хотела крикнуть, но боль отдалась в груди. – Радик? – Сосед напротив, часто заходивший то за мукой, то за советом. Но нет, никого, тишина…

Надо бы сделать калитку-то, а то вертушок слетел, а приколотить некому. Николай Ильич, дорогой мой, сколько уж без тебя ползаю? Двадцать три года скоро…

Вот сейчас грохнусь прямо тут – и привет, Коля, встречай свою ненаглядную! Никого там не себе? Смотри у меня! Спрошу!

Так. Успокоиться. Постоять, подышать, а может, и полежать пойти… Какой там! А работать кто будет? Баба Маша осмотрела огород. Идеально ровные, высоко насыпанные грядки уходили одна за другой как огромные ступени в пологую горку на конце участка. Прямо военный парад на Красной площади! Мои части, роты, полки!

Это простой лук, а это лук-порей. А там, рядышком, чесночок уже, а за ним вот и медвежий лук… А это капустка тут занимается. Кабачок проклюнулся. Тыква, вот здесь будет лежать, наливаться крутым бочком… Тут патиссоны, не знаю, капризные они, уродятся ли, неясно пока… Укроп, понятно! Петрушка! Кинза! Мяско-то с ней, а? Вот приедет Андрюша шашлык делать! Ух! А здесь цветная; Катька, правда, ее терпеть не может… Огурчики, специальный сорт, из новых, хоть насмерть его заморозь, все растет… Прям зверюга, непривычно, конечно, не очень я такое люблю… Помидора такая же, новая, две недели, а уже готова почти, налитая, красная… Вон там мята, перечная и такая, обычная, и мелисса, вместо этого, как его, лимончика больно хорошо… Смородина, малина… Надо бы к чаю настричь да чайку свеженького заварить, с медком-то…

Бабушка дошла взглядом до самой ограды, где было мутно, нерезко. Темный после дождя забор сливался с далекой полоской елового леса. Вдруг баба Маша повернула голову влево и вздрогнула – стоит, смотрит на нее, в шляпе, с носом торчком, с длинными ручищами, высохший, жуткий, только пальто болтается на ветру…

– Ну привет, что ли! – закричала бабка. – Это ты тут от скуки разговаривать начал, ай? Ну, признавайся!

Пугало в ответ покачало пустыми рукавами, как безрукое привидение. Баба Маша дошла до грядки с мелиссой, начала срывать.

– Ох ты! Ох ты! Моя-то! Вместо лимончика!

– Лимончика тебе? Так я принесу! – послышалось вдруг сзади; баба Маша вздрогнула, обернулась, но снова никого…

– Кто там? Михална, ты?

И тут калитка распахнулась и появилась Настасья Михайловна, соседка, в высоких синих резиновых сапогах и ядовито-желтом химплаще военного образца.

– Ты чего бродишь тут, Федорна? – поздоровалась Михална.

– Да вот! По огороду активничаю! А ты что? Как поясница-то, лучше?

– Ох, ох, ох-хо-хоюшки! Лучше! Куда там!

Соседка, прихрамывая, зашла и встала посередь огорода. Маленькая, сгорбленная, с близко поставленными глазками, гнутым носом, на крылышках которого лепились шарики бородавок, с платком на голове, красным в белый горох, – ну вылитая Баба-яга из мультфильма!

– Ты вот что мне лучше скажи, – продолжила Михална, уперев руки в боки, – ты дрова-то на зиму какие запасать будешь? Чай, август кончается, скоро завернет погодка-то… А зимы у нас – потепление не потепление, все одно зверские!

– Так какие дрова? Поди такие ж! – Баба Маша аккуратно ломала легкие трубчатые стебельки мелиссы. – А в том году что было? Уж не помню!

– Как не помнишь? В том году ты нерастительную березу брала! Да все жаловалась, что дымная она… И я тебе предложила смесь взять, которую второй год пользую…

Баба Маша поковыляла вглубь огорода за листиками малины и мяты.

– Нет, Михална! Ты же знаешь… – Она исчезла за кустом, откуда послышалось кряхтенье. – Не очень я эти новомодные штучки! Которые плеснула, и они горят три дня… Ох, нет! Не люблю! Боюсь!

– Да ну, перестань! Отечественные разработки!

– Вот ты любительница, я помню… – Бабка встала, разогнулась и добавила: – А я все равно по старинке люблю, чтобы запах да дымок, чтобы огонек желтый…

Но ее слова упали в пустоту, Михалны не было… Баба Маша огляделась – в саду пусто. Обиделась? Убежала? Нет, не могла так быстро исчезнуть…

– Ох! Нет, надо пойти полежать… Добром это не кончится…

– Мя-а-а-ау! – заорали за спиной. Вздрогнула, обернулась. Котов у нее никогда не было. – Мя-а-а-а-ау-у-у!! – резануло по ушам, как металлом по стеклу, еще громче.

Баба Маша смотрела на пугало и не верила своим глазам. Уродец в пальто и шляпе взмахнул пустыми рукавами и растянул, как пластилиновую, прибитую гвоздями половинку жестяной крышки от банки, символизирующую рот. Пугало взвизгнуло:

– Мяу!! Ты слышишь?! Мяу-у! – после чего начало дико хохотать, да так, что палка, на которую оно было насажено, стала рывками выдергиваться из земли.

Баба Маша в ужасе отступила в сторону дома, но не тут-то было – прямо на нее из калитки вылетела разъяренная Михална с поленом в руке, которое тут же обрушила ей на голову.

Стало темно и тихо. Но через несколько секунд послышались настороженные мужские голоса:

– Слушайте… надо это прекращать уже…

– Прекращать?

– Ну или… – мужской голос дрогнул, – просто снизим нагрузку…

– Больше не можем. Слетит модель.

– Ну еще немного подержать можем… Но если что, я даю команду, и сразу стоп.

Баба Маша очнулась на земле. Поднялась, облокотившись рукой на мягкую, как перина, грядку, выпрямилась… Господи! Несчастье-то какое! И она бросилась на колени – поправлять помятый чеснок с поломанными стрелами… Да что ж такое со мной сегодня! Ну! Баба Маша разозлилась не на шутку. Собранные к чаю листики валялись здесь же, в грязи.

– И эта еще! Пришла! Дрова ей мои не нравятся! А? Вот чего? Чего явилась?! – бабка вскрикивала громко, явно напуганная нападением соседки.

Вернула чеснок на место, собрала травы, поднялась. Нет, надо пойти лечь. А то совсем прихлопнет… Нехороший