Джимми обзавелся дружками и вдруг возомнил себя дико крутым парнем. Его визиты стали более редкими, а когда они все же встречались, он говорил:

– Я не уверен, что хочу жениться. Откуда мне знать, насколько ты хороша?

Некоторое время она пропускала это мимо ушей, но однажды ночью, когда он завел ту же шарманку, не утерпела и спросила:

– Что случилось с моим славным Джимми?

Ее слова, похоже, слегка отрезвили его, но в ответ он бросил:

– Это я виноват. Слишком долго был с тобой душкой. Чего мне это стоит?

– После того, как мы поженимся, увидишь.

– После того, после сего – все, что я от тебя слышу. Я уже не так хорошо дышу в сторону нашей женитьбы. Вдруг получу кота в мешке? Если понимаешь, о чем я.

– Да что с тобой? Ты так… изменился.

– Просто кое-что узнал о женщинах.

– От своих дружков?

– Да, они научили меня кой-чему. Классные ребята, что ни говори.

– Научили тому, как надо обращаться с женщинами?

– Вроде того.

– Ты же любишь меня, разве не так, Джимми?

– Да, наверное… Я просто не уверен, что хочу жениться, прежде чем не сниму пробу. Понимаешь, о чем я?

– Конечно, зачем покупать корову, если можно надоить молока за просто так?

– Это ты к чему?

– А ты сам подумай.

– Не пытайся поменяться со мной ролями, Анджела.

– А я и не пытаюсь, придурок, я меняюсь. Такой Джимми мне не нужен. Своих чудо-дружков можешь взять одним большим скопом и запихнуть себе в задницу, усек?

– Эй, ты чего кричишь? Твоя мать услышит!

– Тебе что с того? Сейчас верну тебе твои вонючие деньги.

– Погоди, зачем? Мы же поженимся…

– Кто это «мы»? Ты ведь просто хочешь снять пробу. – Она отошла от окна.

– Погоди, Энджи, прости меня. Правда, извини.

– Ты всерьез просишь прощения? – сказала она, не оборачиваясь.

– Да… да, прошу.

– Уверен?

– Ну да.

– Просто решил повыпендриваться?

В ответ тишина.

– Признай это, Джимми.

Тишина.

– Ладно, я несу твои деньги.

– Давай-давай. – И чуть тише: – Я просто выпендривался…

– А можно погромче?

– Я все сказал. С меня достаточно.

– Значит, хочешь свои денежки назад?

– Давай, неси чертов навар. Он мой по праву.

– Как скажешь. – Она зашагала к комоду.

Но он снова воззвал к ней через окно – почти шепотом:

– Прости меня.

Анджела обернулась.

– Это ветерок играется или ты что-то бормочешь?

– Прости меня, – повторил он.

– Ты всерьез, Джимми?

– Бога ради, чего ты от меня хочешь?

– Хочу, чтобы прежний Джимми вернулся ко мне. Без крутых нравов и дружков. Тот самый Джимми, который плачет над киношками, если они грустные.

– Черт побери, я никогда не плакал над киношками!

Она улыбнулась.

– Я следила за тобой. Это здорово – быть хорошим.

На миг повисла тишина, затем он заговорил:

– Извини. Мне правда жаль. Эти ребята… они сказали, что ты мной крутишь. Что я слишком часто навещаю тебя. Говорят, я размазня.

– Кто угодно, но не ты.

– Ты это знаешь, а они – нет!

Она прошла через комнату и сложила руки на подоконнике. Джимми протянул к ней руки и нежно сжал ее локотки. Тихо и застенчиво произнес:

– Мне стыдно.

– Тебе?

– Правда! Просто… ну… мне хотелось зависнуть с этими ребятами. Они крутые… и у них есть дом. Я подумал, когда мы поженимся, сможем туда уехать. Жить там не встанет нам в большие деньги. А потом… потом мы подыщем квартиру…

– Кто эти ребята?

– Они крутые!

– Это я поняла. Кто они?

– Просто компашка, я повстречал их в бильярдной. У них есть большой дом, и порой с ними живут всякие девчонки…

– То есть они их меняют как перчатки?

– Наверное. Не знаю. Меня это не волновало.

– Джимми?

– Что?

– Ты ведешь себя как мудак. И твои новые дружки, сдается мне, те еще мудаки. С ними ты наживешь бед. Уж я-то знаю.

– Не знаешь ты их.

– Мне и не нужно. Твоих слов достаточно, чтобы понять, чем пахнет эта кодла. И, скажу тебе, запашок тухловат.

– Я не веду себя как мудак! И они – не мудаки!

– Помяни мое слово, они – крупнейшие мудаки в твоей жизни.

Джимми вздохнул.

– Ты – самая непростая девчонка из всех, что я знал. Ну да, мудаки. Они мудаки, и я мудак. Счастлива теперь?

– Более чем.

– Что ж, здорово. Классно.

– Джимми, нам нет нужды жить в каком-то вонючем доме с компанией придурков, которые потихоньку и из тебя делают придурка, так?

– Да, наверное, – вымолвил он с утомленной полуулыбкой.

– Можешь забраться ко мне через окно?

Повисла пауза. Он поглядел на нее с опаской.

– Ты что, оглох? Можешь забраться ко мне через окно? Хватит ли духа у придурка вроде тебя перемахнуть через этот подоконник?

– Эм… да, я смогу.

– Тогда чего стоишь? Забирайся.

– Ну, раз ты разрешаешь…

Она стянула блузку через голову. Расстегнула лифчик. Ее груди – маленькие, темные и твердые – больше ничто не стесняло.

Джимми залез к ней с завидной скоростью.

Она сняла штаны, стянула трусики.

Потом они очутились в постели, и он навалился на нее со всем пылом, который скопился с того времени, когда они впервые встретились. От того, что между ними произошло, Анджела получила не больше удовольствия, чем мат, на котором тренируются рестлеры. Вдобавок ко всему дверь спальни вдруг распахнулась, загорелся свет, и к ним с визгом вбежала мать. Схватив старого плюшевого медведя с пола, она стала остервенело бить им Джимми по голове и ушам.

Скатившись с кровати, Джимми подобрал ком своей одежки и, подобно морскому котику, прыгающему со скалы в море, сиганул за окно, в темноту.

Все еще сжимая мертвой хваткой медведя, мать Анджелы принялась лупить ее, сопя как страдающий астмой гиппопотам.