А почему вы не спросите, где Джо нашел ее? — вступил в разговор Фрэнк. — Не потому ли, что прекрасно знаете, где именно.

Крепко сжав губы, Филипп молча уставился в пространство. Джо наклонился и заглянул под стол.

— А ведь знаете, мох с тех бревен, на которые вы лазали, все еще на подошвах ваших теннисных туфель, — заметил он. — Эти пятна трудно оттереть.

Филипп тоже посмотрел вниз.

— Это, должно быть, от травы, — заявил он.

Покачав головой, Фрэнк сказал:

Не хотелось бы даже думать, какой непоправимый вред будет нанесен вашему бизнесу, когда все выдающиеся спортсмены, занимающиеся виндсерфингом, узнают о ваших грязных делишках.

Постойте-ка, — заволновался Филипп, переводя взгляд с Фрэнка на Джо. — Ни в каких грязных делишках не замешан!

Взяв в руку повязку, Джо несколько раз подбросил ее. Филипп, как загипнотизированный, следил за его движениями. Вдруг он проговорил:

— Ладно, ладно. Я увидел, как Катрин отправилась в студию с каким-то старикашкой, и залез на крышу, чтобы подслушать. Я подумал, может быть, услышу что-нибудь для себя полезное.

— Что-то, чем потом можно было бы шантажировать?

— Этого я не говорил. Я надеялся услышать что-нибудь такое, что поможет мне заткнуть рот Дугу Ньюману, если он снова начнет злословить по поводу моих новых досок. Лучше бы я этого не делал — чуть шею себе не сломал!

— Ну а все остальное? Упавшая черепица? Какая-то гадость, подсыпанная в сок Дуга?

— Об этом я абсолютно ничего не знаю! Клянусь, это так! Послушайте, вы должны мне поверить!

Встретившись взглядом с Джо, Фрэнк едва заметно приподнял бровь, тот кивнул. Сейчас не имело большого значения, верят они Филиппу или нет. Главным было то, что никаких улик против него у них не имелось.

Джо кинул Филиппу его повязку.

— Следующий раз не забывайте, что говорят о чрезмерно любопытных.

Филипп открыл было рот, чтобы ответить, но в тот же момент послышался звук гонга — приглашали на обед. Он вскочил на ноги и поспешно удалился. Переглянувшись, братья расхохотались.

— Эй! — окликнул их появившийся в дверях Дуг. — Пошли обедать! Неужели вы не проголодались?

После обеда Дуг в сопровождении Джо и Фрэнка снова вышел на террасу. Несколько пушистых белых облачков, казалось, еще больше подчеркивали синеву неба. Море было спокойным, а воздух совершенно неподвижным, даже листья будто застыли на деревьях.

Большинство людей сказали бы, что день стоит чудесный, но Дуг нахмурился.

— Везет же мне, — простонал он. — Я надеялся потренироваться, а вместо этого должен ждать у моря погоды — я хочу сказать, ветра. Вы пойдете со мной на берег?

Джо хотел сказать что-то, но Фрэнк опередил его.

Нет, Дуг, не сейчас. Я думаю, мы позагораем здесь. Увидимся позже, ладно?

Хорошо, я тогда пойду прилаживать парус.

И он направился в сарай, а Джо удивленно посмотрел на брата.

— Я что-то не понял — ты действительно собираешься загорать?

— А почему бы и нет? Заодно сможем посовещаться.

Устроившись в креслах у самого края террасы, они закрыли глаза и некоторое время нежились на солнышке. Потом Фрэнк спросил:

— Во-первых, кто подсыпал Дугу снотворное? Знал ли тот, кто это делал, что ему придется ехать по опасной дороге? Знал ли он, что Дуг поедет за нами в аэропорт? Джо нахмурился.

Ян Митчел был в курсе дела, а если знал он, могли знать и другие.

Далее, зачем кому-то понадобилось разбивать старинные вазы? Чтобы напугать Катрин? Чтобы посеять панику? Или это какой-то знак кому-то, понятный только ему одному?

А может, это просто желание сделать гадость?

Может, и так. — Фрэнк задумался. — Кто является мишенью всех этих нападок? Дуг? Именно с ним происходят все неприятности. Но тогда кто испортил доску Яна? И зачем?

Джо выпрямился.

— Не забудь еще и то, что по ночам постояльцы слышали странные звуки и в их вещах кто-то рылся.

— Возможно, кто-то терпеть не может виндсерфинг ихочет распугать всех спортсменов, — усмехнулся Фрэнк.

— А может, у кого-то здесь неподалеку своя гостиница, и он хочет таким образом переманить к себе постояльцев?

Мы с тобой начинаем валять дурака, — сказал Фрэнк. — А если серьезно, то кому понадобилось сбрасывать черепицу? Что они планировали — попасть в нас или напугать?

Не забудь, нас было четверо: ты, я, Дуг и Катрин. В кого из нас метили? — Джо нахмурился.

Протянув руку, Фрэнк потрогал его лоб.

Мне кажется, ты перегрелся на солнце, — сказал он. — А может, ты просто слишком усердно думаешь, потому такой горячий. Не пойти ли нам искупаться?

Верно, — согласился Джо, быстро вскакивая на ноги. — Кто встанет с кресла последним, идет за полотенцами.

За ужином Катрин предложила братьям сесть за ее столик. Все остальные столы были уже заняты. Дуг сидел по левую руку от нее, а Ян Митчел — напротив. Джо уселся между Яном и темноволосым мужчиной, который назвался Каледом. Фрэнк же сел рядом с Филиппом, который при виде его проворчал что-то и снова уставился в тарелку.

— Эй, привет, — раздался чей-то голос позади Фрэнка. Он обернулся и увидел Олафа, молодого человека, с которым он утром познакомился в сарае.

— Ну как? — улыбнулся ему Фрэнк. — Отшлифовал свою доску?

— Да нет, надоело, — вздохнул швед. — Утомительное занятие.

Прежде чем Фрэнк успел сказать что-нибудь ему в ответ, Катрин тронула его за руку.

— Я хотела, чтобы ты сидел рядом со мной, — сказала она, — потому что мне надо объяснить, что мы будем сегодня есть. Это блюдо из Северной Африки, оно называется кускус.

Ян вдруг запел:

— Кускус и там, кускус и тут, кускус сейчас сюда внесут…

— Угомонись, — сказала ему Катрин, улыбаясь. Потом она снова обратилась к Фрэнку и Джо: — Вы знаете, что это за блюдо?

Они отрицательно закачали головой.

Она начала накладывать кускус им в тарелки.

Это что-то вроде крохотных рожков, приготовленных с овощами, но иногда его готовят и с мясом — вот как сегодня у нас.

А о самом важном компоненте кускуса ты забыла сказать, — вмешался Калед.

Калед у нас большой знаток, — объяснила Катрин. Потом она указала на маленький судок с красным соусом, в котором плавали какие-то крошечные желтые семечки. — Это называется харисса — весьма пикантный соус. Его добавляют в небольших количествах, только чтобы придать кускусу аромат.

Дуг выслушал все это, и на его лице отразилось некоторое сомнение. Он сказал: