– Ливадова! – сержант Иван Горгуа делал перекличку. Командир их второго взвода второй роты учебного батальона.

– Я! – откликнулась Женька на удивление бодро.

После переклички сержант Горгуа задал вопрос, есть ли желающие расторгнуть контракт. Тогда из строя выступили двое: тот самый паренек, который хотел уйти еще на сборном пункте, и высокая девушка. Столько же оказалось в первом взводе, и трое сделали два шага вперед в третьем. Выяснилось, что в первый день в учебке можно расторгнуть контракт по собственной инициативе – недоступная пониманию Ливадовой и других новобранцев логика офицеров полка делала исключение для первого дня, и к вечеру из второй роты уехали еще двое.

– Они получат счета на оплату завтра утром, – сумрачный майор Моров оповестил вверенный ему личный состав на вечернем построении. – Другие слабаки еще есть? До отбоя еще можно слинять отсюда!

Слабаков в тот день более не нашлось. Однако к окончанию второй недели рота сократилась на треть, и оставшийся молодняк свели в два взвода – Ливадова как была, так и осталась во втором. Теперь контракты расторгались только по решению командира воинской части. На очередном построении, которое могло быть утренним, вечерним и вообще в любое время дня и ночи – подъем после отбоя второй роте устраивали не раз, не два и даже не три – кто-то из отцов-командиров называл фамилии, и договор расторгался.

Неудачники выходили из строя, выслушивали краткую речь со словами благодарности; отныне обычно без напоминания о необходимости погасить понесенные вооруженными силами расходы. Причем расходы немаленькие – они возрастали с каждым новым днем в учебке, но все равно на некоторых лицах читалось облегчение. Кто-то, наоборот, стоял с поникшими плечами и опустив голову, будто придавленный грузом свалившегося долга.

В первую неделю Женька одновременно и страшилась расторжения контракта, и хотела, чтобы это случилось. Было очень тяжело… Втайне от себя и остальных Ливадова мечтала исчезнуть из части и забыть этот нескончаемой кошмар как страшный сон! Да порой она молила Бога, чтоб ей просто дали посидеть на табурете и не трогали несколько минут! Но каждый раз бежала вместе с остальными, когда слышала команду к бегу. Всякий раз Женька находила внутренние резервы, о каких даже не подозревала, и выполняла очередной приказ. Скоро она узнала, что воля нужна, чтобы банально открыть глаза и выскочить из палатки на утренний холодок для переклички и разминки.

На девятый день – первого января нового года – когда на плацу, где будут маршировать следующие три часа, прозвучали две новые фамилии, Евгения вдруг обнаружила в себе только сочувствие к тем, кто не справился. Она более не мечтала о расторжении контракта! Привыкла к нагрузкам, хоть они не казались легче, и все свои помыслы связывала со службой. А этих двоих, большеглазую Анюту и сучку Лиду, с которой вчера полаялись, действительно жаль. Неплохие девчонки, даже Лида.

Отчисленные из учебного батальона отправлялись в штаб полка для оформления расторжения контракта. Потом они получали сумку с личными вещами, сдавали форму, натягивали на себя возвращенную гражданскую одежду и навсегда покидали часть. К своим товарищам по курсу предварительной подготовки они уже не возвращались. Во взводной палатке личных вещей ни у кого нет, если не считать полотенца, зубной щетки, пасты и еще кое-чего по мелочи – все это вместе с постельными принадлежностями соберет дневальный и сдаст старшине роты.

Сегодня четырнадцатый день – шестое января. В пятнадцать ноль-ноль у них присяга. Все надеются, что отчислений с курса больше не будет. Евгении Ливадовой тоже хотелось думать, что никому не прикажут выйти из строя и покинуть часть. Особенно девчонкам: на два взвода их осталось всего восемь – не хватит и на отделение.

Во втором взводе, если считать вместе с Ливадовой, четыре девушки. Их койки рядом, первое время вместе было легче переносить круглосуточное нахождение в мужском коллективе. На них поглядывают, особенно когда переодеваются, но так, чтобы они не заметили.

Попытки подкатить к девочкам либо, наоборот, поиграть глазками перед парнями в первые дни, конечно, случались. Но везде камеры наблюдения, и те, кого заметили в неуставных отношениях, простились с контрактом. В том числе за попытку наладить неформальное старшинство и едва не случившийся из-за этого мордобой. Как сказал майор Моров, спермотоксикозники и с бешенством матки в армии не нужны, блатные солдаты – тоже. Зачинщики обоих видов неуставщины мгновенно вылетели с курса, и вдобавок к компенсации потраченных на их подготовку средств прибавился внушительный административный штраф.

Остальные урок усвоили, да, говоря начистоту, перед командой «Отбой» сил на неуставщину уже не оставалось. Сейчас все новобранцы – это бесполый личный состав второй роты учебного батальона. По уставу между мужчинами и женщинами нет никаких различий, не существует преференций либо ограничений по половому признаку.

Но это по уставу, жизнь всегда вносит свои коррективы в изложенное на бумаге. В душ, когда там моются девушки, по негласному правилу тоже не заходят, в том числе командиры взводов сержанты Горгуа и Дорохов. Старшина роты старший сержант Кусков также придерживался данного молчаливого установления. Командир еще одного взвода, сержант Милорадович, больше во второй роте не числился – в связи с сокращением числа взводов. Майор Моров и другие офицеры полка личной гигиеной новобранцев не занимались, полностью поручив этот вопрос сержантам. Поэтому мыться девушки могли спокойно.

– Держи!

Женьке протянули пакет с ее инициалами и номером подразделения. После обеда второй взвод выстроился у прачечной – палатки со стиральными машинами – и получал второй комплект одежды. На присягу нужно явиться в чистом.

– Пошли, – сказала Сашка Грибанова. – На меня уже Горгулья смотрит.

Александра стояла перед Женькой, когда получали отстиранный комплект одежды, и после передачи ее пакета должна была без промедления направиться в палатку второго взвода, переодеться там, запаковать в пластик ношеную одежду и отнести ее в прачечную. За новобранцами следил сержант Горгуа, который начал хмуриться, а когда он зол, то длинный нос грузина делал его похожим на горгулью, откуда и прозвище. Впрочем, во взводе его так называли и в иных случаях, но только если не мог услышать он сам или кто-то из других командиров.

– Идем, – сказала Ливадова.

Она сдружилась с тремя девчонками из ее взвода, все полуграждане. Гражданство имелось только у Женьки, но это никак не сказывалось на ее положении в учебке: ни в лучшую, ни в худшую сторону, а блокировка нетчипа Ливадову не напрягала и даже обрадовала. Запрет на сеть оборвал связь с Артуровой и профессором Мартыновым! Женька забыла о продолжении эксперимента уже на второй день своей новой жизни и вообще не думала и не вспоминала об индивидуальной системе, если кто-нибудь не высказывал сожаления о нетчипе.

Граждане из числа новобранцев жаловались на запрет нетчипов нечасто и далеко не все, но без подобного тоже не обходилось. Ливадовой было наплевать, работает ее индивидуальная система или нет. Не успела она привыкнуть к нетчипу.