Какое разумное существо, не лишенное чувств, поступит иначе? Мы всегда стремимся к большему, размышлял Квилан, всегда принимаем прежние успехи как данность, полагаем их стартовой площадкой на пути к новым триумфам. Но Вселенная не печется о наших интересах, и усомниться в этом – пускай даже на миг – пагубная, тщеславная ошибка.

Надежда, которую питал Квилан вопреки здравому смыслу, вопреки статистической вероятности и в этом смысле вопреки самой Вселенной, была вполне объяснима, но совершенно напрасна. Его животная часть отчаянно надеялась на то, что высший мозг признавал невозможным. Это чувство пронзало Квилана насквозь, сминало волнами страданий; химическая простота желаний примитивного мозга восставала против ненавистной реальности, воспринимаемой и интерпретируемой сознанием. Противники не желали ни сдаваться, ни отступать. Разум превратился в поле боя.

Что бы там ни говорили, подумал Квилан, Гюйлер наверняка ощущает отзвуки этой битвы.

– Все тесты подтверждают, что конструкт полностью восстановлен. Все проверки на предмет ошибок дали удовлетворительные результаты. Конструкт полностью доступен общению и загрузке, – произнес в голове Квилана голос сестры-техника, куда более механический, чем голос машин.

Квилан открыл глаза, поморгал, едва различая краем глаза гарнитуру, которой его снабдили. Он лежал на твердом, но удобном наклонном ложе в лазарете «Благодеяния» храмового корабля ордена странствующих сестер. Вокруг тянулись стойки блестящего, безупречно чистого медицинского оборудования, а дальше, рядом с запятнанным, покореженным предметом размерами примерно с переносной холодильник, стояла сестра-техник, молодая, серьезная, с темно-коричневой шерстью и частично выбритой головой.

– Приступаю к загрузке, – продолжила она. – Желаете пообщаться незамедлительно?

– Да.

– Минуточку.

– Погодите, а что оно… что он ощутит?

– Осознание. Способность видеть путем видеотрансляции, подъюстированной под человеческие органы чувств. – Она коснулась тонкого хлыста, выступавшего из ее гарнитуры. – Способность слышать ваш голос. Продолжаем?

– Да.

Раздалось едва уловимое шипение, и сонный, глубокий мужской голос проговорил:

– …Семь, восемь… девять… Кто это? Что? Где это? Что… что происходит?

Дремотная расслабленность первых слов последовательно сменилась сначала заполошной настороженностью, а затем – внезапным приливом самообладания. Квилан не ожидал, что голос прозвучит так молодо. Впрочем, имитировать прежний голос нужды не было.

– Шолан Хадеш Гюйлер, – спокойно ответил Квилан. – Добро пожаловать обратно.

– Кто это? Я не могу пошевельнуться. – В голосе сквозила тревога и неуверенность. – Это не… Это не Вовне. Это…

– Я майор Призванный-к-Оружию-из-Наделенных Квилан Четвертый Итиревейнский. Увы, двигаться вы пока не можете, но, прошу вас, не волнуйтесь; ваш личностный конструкт в настоящее время находится в субстрате, служившем вам исходным вместилищем в Кравинирском Военно-технологическом институте на Аорме. Сейчас этот субстрат перенесен на борт храмового судна «Благодеяние». Корабль на орбите вокруг луны мира под названием Решреф-Четыре, в созвездии Лука, вместе с руинами звездного крейсера «Зимняя буря».

– Ах вот оно что. Значит, вы майор. А я адмирал-генерал. Я старше вас по званию.

Теперь в голосе не осталось и намека на потерю самообладания. Он был глубоким, резким и четким, привыкшим отдавать приказы.

– На момент смерти, безусловно, ваш ранг был выше моего нынешнего, командир.

Сестра-техник что-то подъюстировала на консоли.

– Чьи это руки? Похожи на женские.

– Это руки сестры-техника, которая с нами работает. Вы смотрите через ее гарнитуру.

– Она меня слышит?

– Нет.

– Попроси ее снять гарнитуру и показаться мне.

– Вы…

– Майор, сделай одолжение, а?

Сестра-техник, с невольным вздохом подумал Квилан и попросил ее исполнить желание Гюйлера. Она раздраженно повиновалась.

– Кислая она какая-то. Ох, зря я это. Так что происходит, майор? Что я здесь делаю?

– Много чего происходит, командир. Чуть позже вас введут в курс исторических событий.

– Какая сейчас дата?

– Девятый день весны три тысячи четыреста пятьдесят пятого.

– Всего восемьдесят шесть лет? А я думал, больше. Итак, майор, зачем меня воскресили?

– К сожалению, командир, этого я и сам не знаю.

– В таком случае, майор, немедленно свяжите меня с тем, кто знает.

– У нас была война.

– Война? С кем?

– Междоусобная. Гражданская война.

– Между кастами?

– Да.

– Я так и знал. Значит, меня призвали из резерва? Вам и мертвые теперь понадобились?

– Нет, война уже закончилась. У нас снова мир, хотя грядут перемены. В ходе военных действий была предпринята попытка спасти вас и других отправленных на Хранение из субстрата в Военно-технологическом институте. Я тоже принимал в этом участие. Попытка увенчалась частичным успехом, но до недавнего времени мы об этом не подозревали.

– Итак, меня возвращают к жизни, чтобы я полюбовался дивным новым порядком? Перековался? Был предан суду за грехи прошлого? Зачем?

– Наше начальство полагает, что вы принесете неоценимую помощь миссии, предстоящей нам обоим.

– Нам обоим? Хм. Что за миссия, майор?

– Пока я не могу вам о ней рассказать.

– Кукловоду не пристало такое вопиющее невежество, майор.

– Прошу прощения, командир. Похоже, мое нынешнее невежество – предохранительная мера. Но рискну предположить, что наибольший интерес представляют ваши знания Культуры.

– При жизни мое ви`дение Культуры сделало меня политическим отщепенцем; по этой причине, в числе прочих, я принял предложение уйти на Хранение на Аорме, а не умереть и отправиться на небеса или продолжать биться головой об стену в разведке Комитета начальников штабов. Неужели высшее командование склонилось к моей точке зрения?

– Возможно, командир. Как бы то ни было, ваши знания Культуры могут оказаться полезны.

– Даже если они устарели на восемь с половиной десятилетий?

Квилан помедлил, затем передал мысль, которая вызревала в его сознании несколько дней с момента находки субстрата:

– Командир, ваше спасение и моя подготовка к миссии потребовали значительных усилий, физических и умственных. Хочется верить, что эти усилия были не напрасны.