лишь зрелище, не более того. Про такие представления можно снимать фильмы, ставить спектакли, хотя если вам не хватает таких зрелищ для полной картины….

— Нет-нет-нет…

— Впрочем, нам пора подкрепиться.

Я обернулась к столу, остальные шестеро уже что-то за ним с аппетитом ели.

— Вы удивлены? Но должны же у нас быть какие-то маленькие радости, не только же нам все время длинные разговоры вести и заниматься скучными делами.

Я села за стол и попробовала разные блюда. Все было очень вкусно! Но пила я на всякий случай только воду. Наконец, все насытились. Воскресение поднялся и подал мне руку. На столе сразу все исчезло, зато появились карты, шахматы и еще что-то, по-видимому, относящееся к играм. Все с увлечением занялись делом, а мы подошли к двум креслах, в которых и расположилась для дальнейшей беседы

— Что ж! Вернемся к нашим семи детективам.

Я рассказала Воскресению о том, до чего додумалась. В частности, про то, что детективы написаны по одной схеме.

— По схеме?

— Да, или еще можно сказать, по заданному алгоритму.

— И откуда такая идея появилась у авторши?

— Честно говоря, не знаю, может быть, из-за лени.

— Что?

Воскресение захохотал.

— Да… Я вообще-то полагал, что вы свой ответ как-то завуалируете!

— А смысл в этом какой?

— Никакого.

— Но почему вы все-таки уверены, что убийцы именно те, кто заявлен ими в конце?

— Потому что все логично, и первое впечатление — самое верное.

— И все?

— Почти. Но продолжим. В каждом из семи детективов по десять главных действующих лиц, обозначенных мною цифрами от «ноля» до «девятки». Также в каждом из них есть по три жертвы, и их я назвала «семерками», «восьмерками» и «девятками». «Убийцами» же, то есть теми, кто заявлен ими в детективах, стали «двойки». Хотя я несколько раз внимательно перечитала детективы и поняла, что абсолютно у всех была вероятность стать убийцами.

— Так… Но тогда почему же убийцы все-таки те, кто заявлен в книгах?

— Потому что в финале должна восторжествовать справедливость, да и приехавший следователь, кстати, тоже приходит к такому же выводу, что все провернули «двойки».

— Ох, уж этот следователь… Наверняка он очень умный человек.

— Впрочем, я сначала подумала, что убийцы — «ноли», они же «сыщики», это же так «оригинально», что убийцы те, кто пытается раскрыть преступления… Притом они неглупые и достаточно интересные. Затем я решила, что убийцы — «тройки», то есть дамы, преследующие свои цели. Они тоже яркие, глубокие и непростые… Потом я какое-то время металась между «нолями» и «тройками», но так никому из них и не отдала первенства. Затем мне пришло в голову, что убийцы — «шестерки», в прямом смысле уж, а не в переносном, потому что в конце детективов на них нападают, и они чудом выживают.

— И что же?

— Ничего. Потом я решила, что убийцы — это люди, на которых никто бы не подумал. Например, те же «единички», которые помогают «сыщикам» в поисках. Такие Ватсоны при Шерлоках Холмсах. Все они однозначно неплохие люди, по крайней мере, ни в каких дурных поступках ранее не замеченные. Согласитесь, ведь это тоже достаточно необычно. Я, по крайней мере, так думала. Но потом я также рассмотрела по очереди других действующих лиц, то есть «четверок» и «пятерок». И еще раз утвердилась в мысли, что они все могут быть душегубами.

— И что? Вывод-то какой?

— Вывод прост — у всех есть мотивы и возможности… И это был уже седьмой вариант предполагаемых мною убийц! Седьмой! «Ноли», «единички», «тройки», «четверки», «пятерки», «шестерки»! И, конечно, те же «двойки»!

— И что же было дальше?

— А дальше я предположила, что в каких-то детективах убийцы могут быть под одним номером, в других — под вторым, в-третьих — под третьим. То есть на горизонте замаячил уже восьмой вариант!

— И опять-таки что?

— Говорю же, ничего! Впрочем, затем меня посетила еще более оригинальная мысль, что убийцы — кто-то совсем чужой, то есть не из числа десяти действующих лиц.

— Да? Забавно! И что?

— Опять-таки ничего. Хотя в этом что-то все-таки есть, но так быть не должно. Есть же принцип «только не дворецкий»!

— То есть «автор не должен делать убийцей слугу… Преступник должен быть человеком с определенным достоинством — таким, который обычно не навлекает на себя подозрений».

— Ну, да. А потом, до меня дошло!

— Что дошло?

— Это все от лукавого!

— Что?

И тут Воскресение опять покатился со смеху. А за ним Пятница, Суббота и все остальные. Оказывается, они давно перестали играть и прислушивались к нашему разговору.

— Да-да, не смейтесь!

— Какие уж тут для меня шутки!

— Это он меня крутит — вертит, заставляет анализировать разные варианты, а на самом деле, как автор решил, пусть так и будет.

— Да…

— Что да?

— С вами интересно разговаривать.

— Словом, будем считать, что я не нашла других убийц, кроме тех, что заявлены в книжках.

— И?

— Я пас.

— Вы пас? Забавно!

— Кстати, все эти семь детективов могли быть написаны с помощью ИИ, то есть искусственного интеллекта.

— Да? И почему?

— Потому что ИИ — это помощник человека. И если есть возможность его использовать, то почему бы нет?

— Может быть…

— Надо было только задать ему схему, семь комплектов с десятью главными героями, вспомнить произведения русских классиков и вуаля! Хотя ИИ, к сожалению, может написать только разные описания, диалоги, монологи и все, на большее он не способен.

— Почему же?

— У ИИ нет моральных ограничений и справедливость ему не нужна. Неотвратимость наказания ему тоже не обязательна, значит, назвать убийцу он может лишь формально. Следовательно, жертвы ему были назначены человеком, как и те, кто виновен в их гибели.

— У него нет моральных ограничений? Уж не утверждаете ли вы, что ИИ — это нечто отрицательное? Ведь он рисует картины, сочиняет музыку, даже пишет стихи…

— Не знаю.

— А как вам такая мысль, которая обсуждается в СМИ, что ИИ — это Дьявол?

— Опять-таки не знаю. Но я абсолютно уверена, что автор этих семи детективов — не нечистая сила, а человек.

— Почему?

— Потому что для нечистой силы как-то мелко быть помощником человека. Еще раз повторяю — героев-то ИИ предложил все-таки человек, а не сам он выбрал. Да и не получилось бы у ИИ самому написать про Россию до Революции просто потому, что он из двадцать первого века. Все бы ушло куда-то в фантастику, фэнтези, в попаданцев. Может быть, получилось бы интересно, но про дореволюционную Россию, вы уж увольте! Не вышло бы у него!

— Не вышло?