Египтянина впечатлила непочтительность Никоса, чья коллекция казалась ему теперь еще более непостижимой. Агиография — хобби новообращенного, но не те грандиозные разыскания, которыми похвалялся Никос, и не созданная им мифология, что бы она ни означала.

— Источники образцов варьируются. — Никос продемонстрировал различные артефакты. — Что-то от тел людей или животных, что-то непосредственно с места, где были приняты последние страдания. Ex ossibus означает, что проба взята из кости, ex carne — из плоти, ex pelle — из кожи, ex praecordis — из желудка или кишечника.

Никос показал на прядь черных волос:

— А это — образец, взятый из волос, то есть ex capillis. Он принадлежит женщине франкского или римского происхождения. Локон срезали, когда ей было предположительно двадцать лет. Результаты генетического анализа свидетельствуют, что она жила в пятнадцатом столетии.

— И конечно же, это «кусочек» Жанны д’Арк, — учтиво предположил египтянин.

Он надеялся, что друг не станет обращать его в свою веру. Это было бы скучно.

— Жанна д’Арк! Пятнадцатый век! — Никос захлопнул крышку. — Я в большой игре!

Египтянин был заинтригован. Они медленно двигались среди плодов странного урожая, и Никос рассказывал, как однажды во сне его посетила идея создания такой коллекции. С той поры он настойчиво шел к своей цели.

— Поначалу я был будто слепой котенок. Впрочем, как и всякий начинающий собиратель, — говорил он. — Тратил бешеные деньги на фальшивки, древние и современные. Меня нередко обманывали. Единственным моим утешением было то, что даже продавца индульгенций в «Кентерберийских рассказах» Чосера одурачили, продав ему кости свиньи. Теперь я намного искушеннее. Фальшивки распознаю сразу. И дельцы более осторожны в своих предложениях.

— Ты хочешь сказать, что существует рынок вот этих кладбищенских сувениров?

— Да еще какой оживленный! — воскликнул Никос. — Реликвии стали доступны. Проходят аукционы, закрытые для посторонних и крайне ожесточенные. Цены неустойчивы. Мои главные конкуренты — не церковники, а японцы, а в последнее время — китайцы, в основном дети маоистских военачальников. Из-за них цены на аукционах становятся космическими. Я решил использовать другие методы. Развернул сеть агентов в Восточной Европе и России, где политическая нестабильность вынуждает православные монастыри и церкви продавать свое имущество по сниженным ценам. Содержимое большинства усыпальниц разобрано. Остался в основном хлам: черепа, пузырьки с грудным молоком Богородицы да ампутированные пальцы известных святых. Мои лучшие приобретения осуществляются под покровом ночи.

Египтянин ухмыльнулся. Его друг — старый пират.

— Воруешь святые мощи?

— Вовсе нет. Я приобретаю сирот, — с улыбкой признался Никос. — Практика древняя, как сами реликвии. Furta scara[12]называется. Воровство святых мощей — проверенная временем традиция. Более тысячи лет монахи и епископы, рыцари и простые миряне перетаскивали реликвии из одного места в другое. В некотором смысле, воровство возрождает ценность этих полуистлевших тканей и обломков костей. Оно заявляет о новом предмете вожделения.

И Никос стал описывать причудливый мир трупов, черепов, высушенных сердец. Этот мир чудес, как полагал египтянин, закончил существование еще в Средневековье. Впрочем, ему, выходцу из страны мумий и заспиртованных в склянках внутренностей, не было чуждо болезненное влечение людей ко всякого рода патологии. Теория Никоса, по которой воровство позволяет осуществить самое страстное желание, была, пожалуй, не лишена смысла. Ничего не стоящие мумии тысячелетиями мирно покоились в своих гробницах, и лишь в последние несколько столетий европейцы восстановили их значимость, вытаскивая на свет божий, чтобы выставить в музеях или покрошить на медицинские снадобья.

Никос открыл картотечный шкафчик в конце длинного ряда. На каждый артефакт было заведено отдельное досье. Никос вытянул несколько наугад. В нескольких папках содержались официальные церковные документы — свидетельства «аутентичности», которые подтверждали подлинность реликвии. Фиксировалась также дата ее вложения в медальон, полый крест или монстранцию. Иногда «сертификаты подлинности» отсутствовали. Египтянин предположил, что в этих папках хранится информация об украденных реликвиях. Каждый артефакт обладал собственной историей, и Никос вдобавок ко всему добросовестно документировал любой относящийся к нему слух или анекдот. В папки также были вложены отчеты международных лабораторий, очень напоминавшие истории болезни.

— Церковь подразделяет реликвии на три группы, — продолжал Никос. — К первой относят органические артефакты, источником которых являлось тело как таковое. Во вторую входит одежда мученика либо предметы, которых он касался. Третья группа включает менее значимые реликвии — клочки ткани, входившие в соприкосновение с объектами первой или второй группы.

— А твой интерес, — догадался египтянин, — сфокусирован, разумеется, на первой группе. На теле как таковом.

Глаза Никоса сверкнули:

— Боюсь, это покажется ересью, учитывая мою добычу.

Египтянин удовлетворенно крякнул. Никос относится к останкам как к ереси? Гость обожал загадки.

— А! Святой Грааль.

— Да не существует никакого Грааля, — твердо заявил Никос. Сейчас он демонстрировал свою ученость. Он ценил уважение египтянина. — В Библии о Граале ни слова. Это всего лишь плод воображения отшельника, которого в семьсот семнадцатом году посетило видение. Но идея обрела такую бешеную популярность благодаря поэмам, романам, а теперь и Голливуду, что люди безоговорочно в нее верят. Я научился остерегаться легенд.

— Ни Граалей? Ни вуалей?[13]Ни святых яслей?

Никос ухмыльнулся.

— Предмет моих разысканий — орудия пыток и умерщвления. У них тоже своя классификация. Ex stipite affixionis — так именуется по-латыни позорный столб. Терновый венец называется Coronse spinse. Колючий кустарник и сейчас произрастает в горах Израиля и Ливана. На языке ботаников это Zizyphus bulgaris lam, кустарник, достигающий в высоту двадцати футов. Шипы у него растут парами. То, что мы называем венцом, по-видимому, закрывало всю верхнюю часть головы. Предположительно в том венце, что достался Иисусу, было шестьдесят или семьдесят шипов. После того как он был найден матерью Константина, большинство шипов были обломаны и разошлись как реликвии. Она раздавала их, как конфеты, шипы передавались от поколения к поколению. Имеется историческое свидетельство о том, что император Юстиниан дал один шип Германусу, епископу Парижскому, в пятьсот шестьдесят пятом году. Мария, королева Шотландии, даровала несколько штук некоему графу. Восемь шипов принадлежали собору в Овьедо до Гражданской войны в Испании. Лишь пять шипов сохранились. — Никос понизил голос. — И два из них сейчас у меня.